Сказ о том, как плохо снимаются маски

     Правило 1.
                  Что бы ни случалось с тобой, мой драгоценный
                  читатель, какие бы  беспощадные  события  ни
                  заставляли биться  твое сердце шибче обычно-
                  го, а глазу совсем не давала бы покою  гладь
                  равнодушной бумаги, никогда не читай быстро.
                  Никогда не читай.
                  Никогда.

                            * * *
              Хочешь быть счастливым? Выучись сперва страдать.
                                                 И.С.Тургенев

                            * * *
     Совершенно невозможно находиться в комнате:  пахучий куст
сирени, лукаво поглядывая из окошка, словно нарочно захватывал
своим настырным благоуханием всё воздушное  пространство  вок-
руг, заполонил собою все думы о скорейшем от себя избавлении и
к тому времени устремил уже свои расцветшие ветви вглубь  ком-
наты.
     Бедные, однако,  существа звери - у них такое тонкое обо-
няние!
     Гаечка сидела на кровати с намотанной на  раскалывающуюся
голову влажною тряпицей.  Она смотрела в окно,  но замечала ли
она что-либо в нём, увы, приходится в том усомниться.
     В гостиной, поминутно переворачиваясь на диване с боку на
бок и издавая что-то вроде "о-о-о!", неспокойно лежал Чип; из-
редка судорожно дёргался, однако из болезненной дрёмы не выхо-
дил.
     На кухне  за  столом,  уперев ладонь в подбородок,  сидел
Рокфор мрачнее тучи.  Прямо перед ним на столе красовался све-
жайший  на вид ломоть пошехонского сыру.  Сыр уже тем временем
порядком подустал привлекать внимание мыша,  и будь у него ру-
ки,  вот  уж  точно  треснул  бы тому по носу для приведения в
чувство.  Так и сидели они с полудня,  в упор уставившись друг
на друга, да отношения как-то всё не складывались. Рокфор мор-
щился, иногда отводил глаза, потом, поднакопив решимости, брал
сыр в лапы; подобно отъявленному наркоману, припадая к аромат-
ному ломтю носом,  с силою вдыхал полные  лёгкие  воздуху;  но
всякий  раз беспомощно откладывал назад,  так ничего и не про-
чувствовав.
     На шестой попытке он сдался.
     - Гаечка,  дорогая,  может,  нам поискать новое жилище? -
донеслось из кухни.
     Но только по движению её губ можно было разобрать ответ:
     - Не надо торопиться, Роки... Куст отцветёт КОГДА-НИБУДЬ.
     Лишь одна она знала, почему в их дому больше нет кондици-
онера.  А ведь именно его внутренности ушли на модификацию но-
вого двухуровневого бурбулятора,  за  что  теперь  приходилось
расплачиваться. Впрочем редкий прибор находился у неё в стати-
ческом состоянии долее месяца,  а  по  большому  счёту  всякое
вообще  устройство рассматривалось Гаечкой лишь как набор зап-
частей для реализации новых прожектов, который, как это обычно
кажется, так легко вернуть в прежнее положение...
     Оттого подобная история с сиренью и кондиционером  повто-
рялась каждый год,  в дни самого расцвета и сезонного обостре-
ния инженерной мысли, на радость спесивой пагубе, зелёной тос-
ке и ещё паре-тройке лярв нижнего мира.
     Дейл же дома отсутствовал, и это настораживало.
     И только одно существо предавалось сущему блаженству. На-
секомый Вжик носился над сиреневым кустом как оглашенный,  ус-
лаждаясь вволю своими природными инстинктами.  Он клубился над
цветками,  подсасывал из них сладенький нектар и уже далеко за
полдень,  заметно  устав  и  насытившись,  весь вывалявшийся в
пыльце, влетел он в окно, чтобы немедленно направиться на кух-
ню.  Пролетел мимо Гаечки, шедшей менять компресс, и опустился
на стол перед Роки. Глядя на его довольную физиономию, мыш не-
вольно расслабил стиснутые зубы и даже позабыл на миг об окру-
жавшей атмосфере.  Тут счастливый,  ещё же не проникшийся  тя-
гостью момента мух протянул Рокфору принесённый с улицы цвето-
чек сирени с пятью лепестками.
     - Уж не хочешь ли ты сказать,  дружище,  что я должен это
съесть?!
     Вжик одобряюще закивал.  Тогда Рокфор, загадав положенное
желание (а вот и догадайся с трёх раз какое), осторожно, будто
брал мотылька, подхватил двумя пальцами свежий цветок и подвёл
под самые глаза.  Но, рассматривая его перед собой, обнаружил,
что уже теряет рассудок.
     Внезапно земля содрогнулась.  Она  ещё  не  знала  такого
ужасного крика.

                            * * *
     Где же в это время пропадал Дейл?  Он искал  спасения.  И
нашёл его.
     Ну, положим,  не сам,  а принесла его на своих крыльях из
тайного сада Фокси,  знавшая  вследствие  своего рода  занятий
многие душистые травы,  способные  отвести  любой  посторонний
дух.  Она  дала ему пучок какой-то синей травы,  возможно даже
внеземного происхождения, и, пока тот предавался вдыханию нео-
бычного  аромата,  не  преминула  возможностью прильнуть к его
плечу. Но тотчас была повергнута его грандиозным чихом.
     - Сильно!.. - едва отдышавшись, произнёс он.
     - Что сильно? - переспросила та, подымаясь на ноги.
     - Однако надо ещё сильнее. - сам себе ответил Дейл.
     - Но это самое действенное средство,  какое я  знаю!..  -
встревоженно за свой авторитет растениеведа залепетала она.
     Бурундук недоверчиво на неё покосился.  Он думал и, приз-
наться, иногда умел это делать.
     - Ладно!  Думаю, этой вонючки хватит. - наконец подвёл он
черту под мысленным расчётом.
     На том они и расстались:  всё так же безо всякой  надежды
для Фокси и новой фенечкой для Дейла.
     - Он меня просто использует!.. - говорила себе мышь, сти-
рая на лету слёзы.
     - У-у-ух!  Гадость-то какая!  - говорил себе бурундук, по
дороге домой успев разжевать одну травинку из пучка.

                            * * *
     Радость так завладела Дейлом,  что шёл  он  вприпрыжку  и
совсем  не  разбирая  дороги.  В  лапе всё так же сжимал пучок
странных травинок,  иногда справляясь, не растерял ли их в пу-
ти.  И, каждый раз находя пучок целым, вдыхал его чарующие за-
пахи, предвосхищая настоящий триумф своей славы среди спасате-
лей как Победителя Назойливого Духа.
     - Сегодня даже Гаечка не станет лупить мне ложкой по  ла-
пам, когда я полезу за вареньем! - размечтался Дейл, выходя на
край холма.
     Холмы вообще всегда некстати подворачиваются,  хоть трак-
таты пиши о нерациональном расположении природных объектов!
     Конечно, обрыв был невысок, и сигануть с него безо всякой
для себя опасности можно было и связанным по рукам и ногам, но
Дейл был так увлечён своими важными мыслями,  что когда неожи-
данно земля из под ног стала стремительно удаляться, предвещая
обратное свое приближение,  ему не составило труда лишь вспом-
нить соответствующий  положению  вопль  и  колбасой  понестись
вниз.
     Что ж, не впервой...
     Снизу было  много  лучше:  зелёная травка,  распёкшись на
солнце,  благоухала свежестью;  кузнечики знай начёсывали себе
бока,  истирая в день до десяти камзолов; ветерок разбегался с
солнышком среди стеблей полевых ромашек. Только нечто, катяще-
еся с горки, нарушало привычный покой и умиротворённость здеш-
них обитателей. Кузнечики замерли ненадолго, пока это нечто не
завершило  выбранное движение и не бухнулось плашмя в иссушен-
ную почву,  и как ни в чём  не  бывало  продолжили  прерванное
стрекотанье.
     Пускай так оно и останется тайной, как это Дейл не убился
насмерть,  а  чудесно сохранился (и даже всхрапнул по случаю),
только чудо это свершалось с ним по десяти раз на дню, так что
и сам он давно уже не вёл счёта своим частым падениям.
     Так или иначе,  чувства понемногу возвращались к нему,  и
вот уже он,  распластанный ничком, медленно раскрывал глаза. В
общих чертах  пред ним уже была картина произошедшего,  однако
когда фокус в глазах наладился окончательно,  картину пронзило
от края до края:  прямо перед  ним,  нос  к  носу,  лежал  ещё
кто-то.
     С неожиданной прытью Дейл вскочил и заорал во всю глотку:
     - Это моё!!! Я нашёл! - прижимая к груди не выпущенный из
лап драгоценный пучок синей травы.

                            * * *
     Удивляться Дейлу иногда приходилось,  но то, что он испы-
тал в этот раз, в рамки его понимания входило весьма неохотно.
Ибо ни рядом, ни вокруг не было никого. А лежал на земле толь-
ко здоровенный утиный клюв.
     - Ой!  Кого-то я, видать, пришиб! - пронеслось в голове у
Дейла, и он, прищурясь, огляделся по сторонам.
     Но сколько  бы он ни вглядывался в траву,  как ни обидно,
других улик так разыскать и не удалось. Свидетелями могли быть
только окрестные кузнечики,  и потому Дейл изготовился бросить
клич на понятном им языке. Он изогнулся дугой и принялся нога-
ми чесать по спине. При этом треск в самом деле послышался, но
лишь в коленках.
     Вскоре не только до кузнечиков, но и до самого Дейла дош-
ло, какой нелепый вид он приобрёл, а раз к нему приходят в го-
лову такие дурацкие затеи,  то это лишь значит,  что просто он
ещё не совсем пришёл в себя.
     - Ладно,  перейдём  к осмотру улики...  - делая как можно
более серьёзную мину, огласил он скоро припомнившуюся фразу из
какого-то  недавно виденного фильма,  и кузнечики одобрительно
заверещали.
     На первый  взгляд  ничего  необычного.  Просто клюв.  Как
просто череп.  Или скелет.  Беда только в том,  что скелеты на
дороге обыкновенно не валяются,  и нахождение здесь такой зна-
чимой улики должно было  указывать  на  какое-либо  свершённое
злодеяние. А это уже само по себе не дало бы Дейлу, как спаса-
телю, пройти просто мимо; пусть даже СПАСАТЬ кого-либо было уж
окончательно поздно.
     Он склонился и приподнял клюв.  Тот заиграл на солнце пе-
реливчатые цветные мелодии,  как бы указывая бурундуку на свою
беззаботность и, быть может, даже непристроенность; и, вращае-
мый  во  все стороны,  не переставал испускать особое,  словно
по-волшебному мягкое, матовое свечение.
     - Сейчас посмотрим... проверим... - бормотал он, подвига-
ясь носом навстречу странному свету,  блестевшему уже в  самые
глаза,  не замечая того, как сам весь начал блестеть, уходя из
будничного сознания в мир одной чарующей вещи,  как  какая-ни-
будь  девчонка,  на  секунду влюблённая в дорогую вещицу по ту
сторону витрины.
     Он стоял,  позабыв уроков битой жизнью Гаечки, твердившей
неустанно,  что бесплатный сыр бывает лишь в  мышеловке  (если
только какой-либо злобный мыш не оборудует на ней прилавок.  -
Прим.  авт.), не ощущая преград и не ведая причин для притяже-
ния, пока клюв не сблизился с лицом и не вошел с ним в опасное
соприкосновение.
     В ту  же  минуту  откуда-то  издали послышался сдавленный
смех. Но вроде нет: то была лишь ворона, драная и вечно голод-
ная, а оттого и неспокойная голосом. Показалось, значит.
     Дейл потихоньку отнял лапы - клюв встал,  как родной. Ещё
не определившись с тем,  что это на него нашло, он уже решил в
таком виде заявиться домой,  а там как получится: напугать или
рассмешить спасателей.
     - Тра-та-та-та, та-та! Это время карнавала!!! - со сторо-
ны могло показаться,  что утиные чары ещё и подменили ему моз-
ги,  но то была лишь мимолётная вспышка радости, и Дейл, осёк-
шись,  огляделся  вокруг:  не мог ли кто выдать раньше времени
его сюрприза спасателям. Он встретился глазами с вышеописанной
вороной,  замершей  в  нелепой  позе,  характерной  для убитых
чем-то увиденным.  Ворона,  не закрывая пасти, тотчас замахала
крыльями, и так неумело, будто позабыла как летать. Однако всё
ж оторвалась от земли и неровными петлями удалилась в небо.
     - Не.  Эта какая-то ненормальная. Не выдаст. - сказал так
же  вслух Дейл и сам испугался:  от надетого клюва голос иска-
зился до неузнаваемости.  Звук был такой, словно сам чёрт раз-
решил подудеть в свою громыхалку.  При этом клюв разевался, да
так легко и свободно, как будто вправду органически прирос.
     - Фу-у-у!  - перевёл дух бурундук. - Скорее даже напугаю,
чем рассмешу.  Теперь требовалось хорошенько рассмотреть  себя
и,  если что не так,  привестись в порядок перед выходом. И он
побрёл,  ещё придерживая лапой клюв, чтоб тот ненароком не от-
валился,  в поисках ближайшей лужи.  Но тут же, спохватившись,
метнулся обратно - подобрать позабытый пучок.
     Надо сказать, эта синяя трава уже вовсю жгла ему лапы: он
боялся потерять её, случайно выронив. А это неминуемо произош-
ло  бы  по причине невозможности приложения его внимания к бо-
лее,  чем одной вещи сразу - ведь требовалось также  поддержи-
вать и клюв. Дейл начал беситься; трудно было определить, чего
уж меньше хотелось потерять:  клюв или траву.  Они кряду каза-
лись взаимно кстати - просто напугать,  а потом и осчастливить
скорым избавлением от сиреневого кошмара - что  могло  создать
большее чувство? Для Дейла - ощущения общественной значимости,
вплоть до фантазий о пожизненном титуле фельдмаршала  спасате-
лей;  для остальных - чистого, безоблачного счастья, органично
перетекающего в беззаветную любовь (к нему самому - Дейлу, ра-
зумеется).
     Однако, несмотря на изрядно  вспотелые  от  предвкушающих
соображений  ладошки,  пучок травы таки выпадал,  и только его
резкий синий цвет на фоне камуфляжа окружающей травы  позволял
себя в конце концов находить. Иногда Дейл долго копался в тра-
ве,  глотая пыль и чертыхаясь на пропавший нюх, да всё ж отыс-
кивал. Так, глядишь, к вечеру бы и дошёл до дома.

                            * * *
     Читателя, конечно, озадачит простой, казалось бы, вопрос:
почему же Дейлу, судя по характеру которого самим богом велено
собирать отовсюду и таскать вечно в карманах разного хламу  на
все  сто грамм,  эти самые карманы себе и не заведёт?  Хороший
вопрос, скажу по чести. Сам в непонятках.
     На его  привычной  распашонке отродясь не водилось карма-
нов.  А за пазуху много не положишь - штанов-то нету -  всё  и
вываливается.  В этом смысле,  та странность,  на которую час-
тенько намекают,  мол, что это он без штанов и никакого испод-
него? имеет простое и разумное разрешение: у бурундуков как-то
всё попроще - не слон чай - зачем в штанах-то ходить?
     Раз только  было  обещано  Гаечкой  нашить на рубашку два
кармана, да матерчик нужной расцветки стал насущной проблемой,
ибо ничто,  по Дейлу, не должно было попортить выдержку стиля.
Гаечкин подход,  конечно,  был с иного конца, и, видя, как за-
казчик вертит носом, только разводила лапками:
     - Это же новейший материал - крудистил!  Огнеупорный, не-
растяжимый, выдерживает давление до пятнадцати(!) микротолчков
на один мышиный фут... - и, уже обижаясь, договаривала: - Лад-
но, тебе не угодишь!
     Пока Дейл вспоминал сей эпизод, его передёрнуло.
     - Попробовала  бы она прилепить эти куски куда-нибудь се-
бе...  скажем...  хе-хе...  на попу...  - тут Дейла понесло. -
Нет, не так... чуть левее и, пожалуй, пониже... - ход его мыс-
лей окончательно ушёл на запасной, проверенный и универсальный
путь. - Отчего же она себе не понаделала на комбинезоне карма-
нов?  Ведь ей так нужны карманы! Иначе никуда без меня: "Дейл,
милый",  - и он скорчил пресную рожу.  - "подержи то,  подержи
это"!
     Если б  он смог сейчас меня услышать и,  что куда важнее,
выслушать,  то для него открылось бы нечто большее,  чем,  что
обыкновенно  проходит в прорези для глаз и ушей.  А именно то,
что Гаечка всегда стремилась помогать  другому,  всегда  и  по
первому зову, в то время как до своих же надобностей её трудо-
любивые лапки, увы, доходили не всегда. Она же не видела в том
печали, и это тоже важно.
     Дейлу только совсем не до понимания:  он просто заходился
в захватившем его упоительном восторге и вот уже, закусив язык
от удовольствия,  принялся за каким-то недобрым интересом мыс-
ленно  оттягивать  резинку гаечкиных штанишек (с наскоро приш-
пандоренными карманами) определённо книзу,  пока оттуда не по-
казалась заместо ожидаемого хвоста внушительных размеров дуля,
всамделишная и очень обидная.
     Не шла фантазия дальше: ограничение по возрасту.
     В некоторой растерянности он застыл и посмотрел  на  свою
лапу, которой машинально всё-таки захватывал, вместо вообража-
емых штанов, воздух.
   - Тьфу ты! опять выронил!

                            * * *
     День был отменно ведренный, и лужи, как назло, все попря-
тались  в свои подземные норки,  не оставя надежды Дейлу хоро-
шенько рассмотреть себя. А так бы много он нашёл в себе удиви-
тельного...
     Остановившись ненадолго передохнуть,  заметил он в ветвях
вербы пугливую белку,  лишь завидя его,  скочившую неуклюже на
дальнее дерево. Бурундук злодейски осклабился:
     - Угу-гу! как я страшен!!! - словно трубою возвестя окру-
ге о своём зверь-невиданном появлении.
     Но вот  близость  сирени,  пусть ещё не ТОЙ,  а потому не
столь опасной,  ощутил его пробудившийся  нюх.  Это  случалось
обыкновенно к обеду, так что пик его чувствительности совпадал
в точности с приёмом третьих блюд; и сей день также не выдался
из правил.
     - К бою готовьсь!  - скомандовал он себе и,  вскочивши  с
земли,  мигом  пихнул весь травяной пучок в свою утиную пасть;
благо клюв был большой и было где в нём пучку разместиться - и
прям напротив носа.
     Ясное дело,  за сим последовал богатырский вдох,  а иначе
не стоило бы вовсе писать о Дейле, коли б не был он всамделиш-
ным героем. Поначалу чуть слёзы не брызнули из глаз, да приню-
хался  потом  к траве и отчихался.  Самым трудным было в конце
открыть глаза:  они и отворяться не хотели;  им было хорошо  и
удобно глядеть внутрь головы,  чем на каждом новом чихе то вы-
лезать насилу, то вновь скрываться.
     Дейл не видел ничего перед собой. Движимые контуры сходи-
лись и расходились в его сознании;  внезапная лёгкость облекла
его тело и принудила заметить сладостный подъём, продолжавший-
ся до той поры, покуда верхний предел не стал давить на темеч-
ко.  Совсем неуместно кто-то начал легонько подёргивать его за
хвост и,  видя, что тот никак не реагирует, дёргал всё настой-
чивей.  Под конец, когда уже нечто мотало его за хвост из сто-
роны в сторону  и Дейл достаточно реалистично мог ощутить себя
колоколом, звучно огласил он:
     - Бом-м-м!!! - и как подкошенный рухнул на землю.
     Машинально распахнутые глаза выявили явное несоответствие
миру,  когда-то виденному. Голова кружилась. Дейл пошёл против
хода  её вращения и после пары оборотов столкнулся лбами сам с
собою.
     - Здравствуй, Дейл! - сказал он себе.
     - Да нет, Дейл, прощай! мы уж больше не свидимся. - отве-
тил обратный Дейл и как-то нехорошо заулыбался.
     Затем весь странный карикатурный вид окружающих предметов
стал  теряться,  обнажая  подлинный и привычный,  и только ка-
кая-то жёлтая полоса долго стояла в глазах,  загораживая  чет-
верть  обзора.  Бурундук зажмурился и дал себе кулаком по лбу.
Полоса испарилась, и изображение наладилось.

                            * * *
     Такого приподнятого  настроения он ещё не ощущал никогда.
Как говорили древние римляне, дай то бог каждому. Он испытывал
самое мирное настроение последних дней,  отсчитываемых со вре-
мени удавшейся шутки над водяной крысой, жившей у южного пруда
и  по  совместительству в грубых выражениях не дававшей заплы-
вать за буйки.
     Дейл уже  полчаса уверенно приближался к дому.  Левая его
нога загребала после всего несколько  сильнее  правой,  отчего
кратчайшее  расстояние пути выразилось в довольно великой спи-
рали, в центре которой (предположительно) должно было оказать-
ся их спасательское обиталище.
     Воспользовавшись образовавшимися лишними минутами на под-
ходе к дому, Дейл принялся заготавливать нужные для устрашения
спасателей слова,  так как пугать одной своей физиономией пос-
читал для себя уже скучным.  Это получалось плохо,  потому как
невразумительные мыслишки скатывались  всё  на  избитые  темы,
многократно прокаченные, а стало быть иммунитет к подобным пу-
галкам у спасателей выработался уже солидный.  Тут требовалось
нечто особенное. Прожевав по третьему разу все подходящие фра-
зочки из последних комиксов по мотивам "Дракулятора-4",  Дейлу
ничего не оставалось, как признать свою слабость в данной сфе-
ре и на сей счёт успокоиться.  В таких случаях, нимало не убо-
явшись, смело полагался он на такой свой дар, какой умные дяди
прозывают в книгах импровизацией,  а Дейл,  не называя  никак,
пользовался всегда и всеприменимо. Бывало, попросят его начис-
тить картошки для борща,  так,  не зная толком сей  немудрёной
технологии,  ничтоже сумняшеся, устремлялся уже он в дело. Вот
тут-то начиналась импровизация...
     Вторая же часть задуманного шоу (чёрт!  не хватало одного
чёрного плаща с красной подкладкою),  когда б он  с  лёгкостию
смог бы скинуть ненужную маску, обнаружив сияющее своё лицо, и
небрежно бросить спасение к ногам спасателей, обескураженных и
потрясённых,  должна была пройти без запинки и завершиться, по
заведённым ещё при царе Горохе  правилам,  грандиозным  пиром.
Сегодня  дежурный  по кухне Рокфор,  значит  будет  непременно
торт,  мороженное,  вафли... - всё исключительно сырное;  да и
ещё этот... сырный кисель...
     - Ничего, - ободрил себя Дейл. - сегодня я добрый - поди,
вытерплю.
     Уже перед  самым  порогом  вдруг  проскочила  запоздавшая
мысль,  дескать, маловато эдаких противогазов заготовлено: са-
мому-то уже не в тягость в нём ходить, да и делиться, пожалуй,
что неохота...
     С этими мыслями он лишний раз  проверил  крепёж  на  носу
клюва и уверенно отворил дверь.

                            * * *
     Как мы уже знаем,  Чип лежал в бессознаньи на диване. Его
раскинутые,  как у распятого,  лапы,  вися свободно над полом,
изредка подрагивали;  голова выкрутилась набок; а в остальном,
кроме, может быть, языка, свисающего отвесно вниз до плеч, это
был самый обычный Чип.  Уже и понятно не было,  что это с  ним
сделали враги: распяли или, наоборот, повесили.
     Как можно более тихо,  на цыпочках, пробрался Дейл внутрь
комнаты и огляделся. Тишина. Бурундук так же осторожно прибли-
зился к дивану и взял холодной лапой чипову ладонь.  Она дрог-
нула  и  спустя  какой-то миг судорожно вцепилась уже в Дейла,
как хватается всякая в спасении от близкой  смерти.  По  всему
было видно,  что Чип был всё-таки жив: живот забегал аритмично
вверх-вниз,  голова мотнулась туда-обратно,  и наконец  из-под
век выплыли зрачки,  полные ещё призрачной мути. Пока она раз-
веивалась,  бурундук всё более приходил в себя,  и не прошло и
минуты, как сознание полностью ему вернулось.
     - О-о-о!  - простонал он и схватился свободной  лапой  за
голову; чуть слышно было его бормотанье: - Говорю же... тормо-
зи!  тормози!.. а она всё: "Не работает, не работает"... А вот
как  надо было!  - и,  более прежнего вцепившись в лапу Дейла,
что было мочи рванул её на себя.
     Что-то упало, разогнав затянувшийся сон, и когда Чип отк-
рыл глаза, оно явилось пред ним, страшное и неминуемое. Он ра-
зинул в удивлении пасть, делая ужас в лице, и пальцем указал в
немом вопросе на увиденное нечто. Оно же на него косилось, со-
чувственно покачивая головой.
     - Это я, смерть твоя...
     Чип машинально  отдёрнул лапу.  Он вжался со страху в мя-
коть дивана и хотел было вскрикнуть, но голос отказывал ему.
     - Это же злостный Крякодейл!!! - закричал шёпотом Чип.
     - Ха.  Ха.  Ха.  - профантомасило Нечто с расстановкой. -
Да, это я!
     Тот в ужасе метнулся,  перемахнул назад  через  невысокую
спинку дивана и кинулся прочь из комнаты.
     - Та-а-акс, один готов. Поищем остальных. - сказал Дейл и
ухмыльнулся,  слегка  подивившись тому,  как это ловко Чип ему
подыграл.
     И ведомое  следом  трассирующих пяток Нечто уже спокойным
мерным шагом направилось на кухню, где перед самым входом было
застато сценою отнюдь не мирной: достаточно возбуждённому Рок-
фору Чип указывал лапою в сторону гостиной.  Когда  же  Нечто,
делая рожу пострашней, показалось в дверном проёме, оба подня-
ли неистовые взоры в сторону вошедшего.
     - Да это же гнусный Крякодейл!!!  - вскричал мыш, сильнее
сжимая в лапе взятые на изготовку тяжёлые щипцы для колки оре-
хов.

                            * * *
     - А-а-а!.. За что?! - вопил Дейл, носясь по комнате и да-
же иногда удачно уворачиваясь от ударов.
     - Загоняй его в сортир, там отлупим по полной! - орал Чип
окрепшими связками.
     - Куда, злодей? Назад! - заходил с другого конца Рокфор.
     - Ребята,  я  ж ничего ещё не сделал!  - продолжал вопить
несвоим голосом маскарадно разряженный Дейл и заходил на деся-
тый круг.
     Тут появился новый элемент.  Вошла, на ходу закручивая на
голове чалму из влажных тряпок, Гаечка.
     - Что за шум,  а драки не... - и остановилась как вкопан-
ная.
     Она как раз образовалась в тот момент, когда пригнувшийся
под  пролетавшими над головою щипцами Дейл получил давно заго-
товленный удар шваброю в челюсть.  Чип возликовал над сломлен-
ной пополам шваброй, полагая от сего врага поверженным; однако
обманулся он, не ведая прочности нынешних клювов.
     - Гайка!  ну скажи им!  - начало хныкать Нечто, но тут же
получило от неё мокрой тряпкой по уху.
     - Это ж ведь жуткий Крякодейл!!! - запищала она грозно. -
Я те покажу, как обзываться!!! Гоните-ка его в шею!
     И ожесточённые схватки продолжились.
     В это самое время разбуженный подозрительным шумом, почи-
вавший до момента на шкафу Вжик приподнялся и глянул вниз; не-
одобрительно заворчал на разбушевавшихся сегодня  более  ежед-
невного и, отвернувшись к стенке, попытался заснуть вновь. Бы-
ло обидно портить такой прекрасный день всякими ругательствами
на друзей, поэтому мух скорее нащупал по памяти близкие воспо-
минания о приятном, давшие возможность расслабиться, и с расп-
лывшимся  в  удовольствии сытым выражением лица чуть уже начал
прикимаривать.
     Долго только  нежиться не пришлось.  Шкаф,  подкошенный в
основании дейловой головою,  весьма болезненно для Вжика  рух-
нул.  И  быть  ему затоптану,  коли б не существовало для него
особых условий,  выгодно отличавших его от прочих  спасателей.
Бешено  жужжа крыльями,  вырвался он насилу из общей кучи-малы
и, вооружённый десертной ложкой, принялся пикировать на головы
и яростно раздавать десерты кому попадало,  покуда на по счёту
забывшемся заходе не встретился лицом к лицу с носатым  незна-
комцем.
     - Вжик! Ты хоть не дерись... - взмолился тот.
     Мух попятился. Он издал жуткий вопль и с горячими воскли-
цаниями,  метая огненные взоры,  облетел всех, призывая встать
на борьбу против гадкого захватчика.
     Куча-мала продолжалась, всасывая в себя всё новые предме-
ты  и  исторгая уже поломанные в бою.  Время от времени из ней
выделялось битое Нечто, потом снова заныривало обратно.
     Первым вышел  из  игры Вжик,  как самый маленький и легко
ранимый.  Он был сбит пыльным половиком  и,  отрекошетивши  от
стены,  плюхнулся в целый пока аквариум.  Пираньки молча пере-
глянулись: их никто ещё не пытался ловить на мух.

                            * * *
     Через полчаса отчаянной борьбы,  покуда мерение силами не
привело уже к зримому ослаблению здоровья, Дейла почти удалось
выпихнуть на улицу. И только теперь осознав, какую бучу он тут
заварил, он крикнул:
     - Стойте, хватит драться! Это же я, Дейл!
     - Ах, он ещё и издевается! - с удвоенной силой набросился
на него Роки.  От отчаяния преображённый бурундук,  уж изучив-
шийся проворно действовать клювом, поваленный навзничь, клюнул
мыша в ляжку,  так что тот отскочил с причитаниями; и не стало
среди всех никого,  кто бы мог уверенно стоять на  ногах.  Все
расселись на полу, тяжело дыша, среди поваленной мебели, битой
посуды и прочих ошмётков,  и тогда только Дейл  решился  раск-
рыться.
     - Дейл я,  Дейл!  Смотрите...  - он попытался снять клюв,
однако...
     Однако ничего не вышло. Остатками сил пыжился он его ско-
лупнуть,  надеясь на то, что просто тот чрезмерно насадился на
нос стараниями множественных предметов,  об  него  разбитых  и
развороченных.  Спасатели изумлённо смотрели,  как сбрендивший
уродец принялся истово избавляться от своего клюва.  Он  совал
его в дверную щель, вывернув голову на бок, и, зажавши дверью,
вовсю оттягивался.  Зрелище было ещё то.  Театр, как говорят в
наше время, абсурда и сопутствующих настроений.
     - Ну, помогите же! - просил он, но никто не двинулся.
     - Да Дейл я,  сколько можно говорить?! - бросив неудачные
попытки избавиться от клюва,  заговорил он серьёзно. - Не сни-
мается паршивый... - и заплакал.
     Такого шока,  надо сказать, спасателям не приходилось ис-
пытывать с тех пор, как некий стремительно и без конца мутиру-
ющий под воздействием оставшихся неизвестными явлений  кот  не
заглотил у всех на глазах живьём Роки,  ну и ещё там одну мыш-
ку.  Не подумайте только, что шок заключался именно в этом. Да
и  не в том даже,  какими путями они оттудова выкарабкивались.
Беда всегда выжидает моменты самые незащищённые и беззастенчи-
во  обрушивается  как снег  на голову.  Уже по развязке одного
приключения подстерегало новое:  расчувствовавшаяся  спасённая
мышка призналась Рокфору в своей... э-э-э... признательности и
заявила в рамках стихийно  нараставшей  эйфории  о  неминуемой
обязанности теперь на ней жениться.  (Злые языки,  кстати, ут-
верждали,  что роковой перелом в её чувствах наступил в момент
созерцания героического вида Рокфора, когда тот пытался извес-
ти кота изнутри,  завязав кишки ему бантиком. Другие и на этом
не остановились, подробно выстраивая версии, чем они там вооб-
ще внутри кота занимались.) Тронутый мыш сам был  в  некотором
сдвиге разума после того,  и трогательное её участие в восста-
новлении его психики плюс таинственные чары, какие обыкновенно
исторгают из себя истинно влюблённые...  словом,  Рокфор решил
взаправду жениться.  Вот это был шок!!! Причём для всех спаса-
телей,  ибо не прошло и недели, как перебравшаяся в общее спа-
сательское жилище мышь,  внешне вроде как быстро поладившая со
всеми, начала устанавливать свои порядки, да так лихо, что вся
целевая деятельность спасателей была вконец парализована.  Од-
нако  скоро установился и истинный характер мышкиных устремле-
ний:  оказалась она агентом  Толстопуза,  как  ни  прискорбно.
Расставание прошло,  как говорят к нас,  не по-людски; и долго
ещё Рокфор собирал по частям свою размякшую волю в кулак, хотя
бы для того,  чтоб утирать им скупые слёзы, часто наворачиваю-
щиеся,  когда случалось увидать ЕЁ издали,  вертящуюся  вокруг
ещё  в  течение месяца после официального развода и непременно
при встрече глаз показывающую  ему  язык.  Ладно  теперь,  ху-
до-бедно всё прошло и забылось.

                            * * *
     Итак, под гнётом образовавшейся тишины в  прихожей  витал
густой  театральный  дух,  в  бабочке и обильно накрахмаленной
нафталином манишке, важно пыжился и по-станиславски нашёптывал
спасателям невыученные роли.  А в их глазах уже уверенно чита-
лось:
     - Верим. Очень верим твоим страданиям.... Только убирайся
вон отсюда, гадкий утёноще!
     Они, онемевшие было,  очнулись и стали подыматься. Поник-
ший же клювом Дейл,  напротив,  присел в расслаблении и, видя,
как  приблизившиеся  к нему тени стали перекрывать его фигуру,
повалился навзничь и, уже окончательно запутавшийся в происхо-
дящем,  в последнем отступлении выполз задом за порог.  Совер-
шенно раздавленный, он неожиданно скоро скрылся.
     Даже и не пытаясь проверить,  насколько опасность минова-
ла,  спасатели осели от усталости на пол (на пол, потому что в
учинившемся  разгроме была утрачена решительно вся мебель) и с
полчаса только недоумённо переглядывались.  Чего ещё было ожи-
дать от этого одичалого маньяка,  не мог предугадать никто. Да
и Дейл где-то бродит,  когда тут ТАКИЕ проблемы нерешаемые на-
рисовались!
     А чудище тем временем снова давало о себе знать, настырно
пытаясь пробраться через окна то в мастерскую,  то в чипо-дей-
лову комнату,  то нарочно выходило со льстивыми словами о  ка-
ком-то,  не приведи господь, примирении. А также посмело вновь
переступить через порог, неся нелепые откровения о спасении от
каких-то навязчивых духов,  магической траве и о том, что Дейл
коварно заколдован. Слава богу, его и тогда удалось выгнать. И
даже  Гаечка,  развоевавшись,  запулила ему вдогонку увесистым
шурупом (вот бы ещё его найти!  - нужон оказался в крайность).
Меж тем уродец и не думал отставать,  ещё пару раз пытался по-
казаться вблизи дому,  заявлял гласно,  что игры пора бы окон-
чить:  темнеет уже и кушать хоца.  Но Чип, выставленный дозор-
ным, оттягивая мешающую подвязку разбитой челюсти,  кричал как
мог, тревогу, и на крыльце тотчас оказывались вооружённые раз-
ными обломками спасатели.
     Если рассуждать отвлечённо от наблюдаемой специфики,  то,
как и следует из мирового опыта,  война нервов не бывает  дол-
гой; и Дейл, чуть начало смеркаться, всерьёз ожесточился:
     - Ну и чёрт с вами,  и без вас проживу! - и пригрозил ку-
лачищем.
     - Очень-то напуганы!  - неслось обратно  -  там  ликовали
откровенную победу.

                            * * *
     Действительно, уродец  испарился  и  (что  подтверждается
свидетельствами очевидцев) больше и близко не появлялся.  Убе-
дившись в том,  спасатели наконец расслабились и  устроили  на
ночь торжественный ужин среди живописных развалов и при свечах
(всё равно все лампочки были перебиты), во время приготовления
которого  Чип носился по комнатам и трубил победу.  Если б ещё
его труба не оказалась вся гнутая, может быть, это и выглядело
боевито  и  торжественно,  да и звук наверняка не был бы таким
противным.  Но убеждать Чипа этого не делать было б не патрио-
тично в день Победы, ему просто по медицинским показаниям раз-
машисто забинтовали рот и всю голову,  кроме носа,  и  усадили
вертеть в мясорубке лук.
     Дело пошло быстрее,  и вскоре содержимое большого  котла,
ввиду  особой прочности почти сохранившего в ходе боевых дейс-
твий форму,  уже начало ароматно булькать и покрываться  неха-
рактерными для еды цветами.
     - Что это, Роки? - первой озадачилась Гаечка.
     - Когда-то,  - начал издалека мыш.  - приходилось мне пи-
таться в одной отдалённой провинции юга Франции. Стряпня, надо
сказать, там... там... - он всё никак не мог приладить к пова-
рёшке новую ручку.  - отменная в части блюд, разогревающих во-
ображение. Во-о-от... Словом, это надо пробовать...
     - Роки, что ЭТО?!
     - Да так сразу и не скажешь, что ЭТО... - замялся он.
     - ???
     - Уугуау! ыыыыы! - послышалось откуда-то издали.
     - Да, милая, развяжи лучше вон Чипу рот. А мы тут ещё по-
корпим,  поколдуем...  - его заглянувшее в котёл лицо исполни-
лось света,  отражённого булькающей  поверхностью,  походившей
больше  на  творческую интерпретацию видов Марса поздней кисти
художника Серебрякова.
     Изъяв часть  грунта с марсианской поверхности да едва ещё
не утопив при этом несчастную поварёшку, Роки набрался важнос-
ти, необходимой для последующего опробования варева на вкус, и
не успел толком внимательно к нему принюхаться,  как  рядом  с
котлом появился Чип, доставленный за рукав Гаечкой.
     - Сейчас,  сейчас...  и ты ЭТО увидишь!  - бормотала она,
разматывая бинты с его головы.
     Покуда чиповая голова обретала свободу,  расставленные по
окружности котла свечки отпустили себе фитильки, и нараставшее
пламя их, словно восходящее медленно солнце, всё более уверен-
ными  красками  изображало творящееся внутри котла цветопредс-
тавление.
     - Ой,  а что это?  - вскрикнул Чип, чуть только разомкну-
лись его вежды.
     Рокфор в  это  время  заглотил как раз остывшего варева с
поварёшки и, не нарадуясь в душе своим нынешним кулинарным ус-
пехам, деловито молчал.
     - Так бы и оставить навечно как произведение анимационно-
го искусства! - восторженно лепетала Гаечка, борясь с Чипом за
то,  кто глубже просунется головою в котёл.  Игра была увлека-
тельной,  пока  давно раздувшийся на поверхности варева пузырь
не лопнул со всею своею пугающей силою. Чипу, как явному побе-
дителю, разумеется, досталось больше.
     - И правда:  раскладывать всё равно не во что.  -  сказал
он, вытирая глаз.
     Усталый мыш посмотрел на них,  голодных,  потом  на  своё
бурлящее произведение и с какой-то пронизывающей грустью, воз-
можно оттого, что было ему жаль пропущенной Дейлом сегодняшней
встряски, промолвил, глядя в распахнутое окно:
     - Да-а-а! Вернётся наш Дейл, ничему не поверит!

                            * * *
     Вечер и  ветер.  И солнце в дыму ложащегося спать города.
Блестит оно уныло надо всеми  и словно плачет своим единствен-
ным тёплым глазом,  уходя в новую ночь.  Знает оно всю земную,
чёрствую правду и ничего, бесполезное, не хочет поделать; вме-
шаться  яростно,  как подобает светилу,  в мрак земной жизни и
восстановить нарушенные законы справедливости. Видит и молчит,
как неживое.
     Дейл отвёл взор книзу, но и там не нашёл утешения. Опёрся
о  шаткий  жестяной бортик лапою и положил на неё свою тяжёлую
мыслями голову.
     В затухающем  небе,  где  уставший  за день перелистывать
давно изученные ветви да устилать дороги свежей, неистоптанной
пылью сонный ветер уже еле передвигал облака;  в небе бескрай-
нем,  с чарующими, ясными высотами и свободой невесомого сооб-
щения виделась лишь пустая даль и серый цвет. Пустые серые об-
лака шли неспешно к югу,  пустые серые птицы  кричали  в  небе
что-то  пустое и бесконечно от жизни далёкое.  Вразрез настрою
метнулись только резво вниз две ласточки  и  пронеслись  низко
над  поляною,  полною последнего дневного света.  Ветер принёс
лёгкую прохладу, повеял вечерним духом, отогнав запахи светло-
го дня (первой исчезла бабулька, торгующая на аллее пирожками.
- Прим.  авт.), и подогнал тихонько в самые головы иссиня-чёр-
ную тучку, похожую на белого, но немытого медведя.
     - Ах... чистый воздух... - буркнул Дейл и зажмурился.
     Ветерок всколыхнул  его чёлку,  составив разом все волосы
кверху,  и уложил аккуратно,  волосок к волоску, гадливой при-
чёскою пай-мальчика.  А тот и не пошевелился, не взбил их, как
всегда,  буйным чесанием в весёлую копну,  позабыв, как кололо
его  от всякой недоразвитой прилизанности.  Теперь он растаял,
ловя потоки ласкового ветерка, ещё не принуждающего зябнуть, и
это было единственным,  что могло его сейчас хоть как-то успо-
коить.
     Слышишь, Дейл,  как  шумит  липа,  как воет отзвук с улиц
спешащих к кому-то реанимобилей,  как  писк  бельчат  тревожит
слух, не знающих, когда вернётся мама;  как ухнул вниз нелепый
вяз,  давно склонившийся к берёзе;  как тихо ходит  ветер  меж
кустов;  как  лампа начала зудеть,  едва включили свет;  и как
дрозды не станут петь, которых больше нет...
     - Как было можно так проглядеться? Не видеть ничего, живя
бок о бок с такою тихой красотою?  Странно как ведь... - думал
Дейл, не открывая глаз, идущий навстречу печальной томной кра-
соте,  разыгравшейся ввечеру, и нашёл вдруг для себя лазейку в
скатанном обыденном сознании, припрятанную Создателем Всего до
случая, такого редкого и обманчивого.
     Как всякий,  по молодости не хаживавший по тропе своих же
ощущений и относившийся к радости и  счастью  так,  будто  его
можно схватить и убежать,  не находил он отрады в тонких чувс-
твованьях.  Как-то,  быть может,  не желалось рассеиваться  на
пустяки,  отдаваться сиюминутным,  каким-то девчоночьим причу-
дам;  но разве довелось ли бы сейчас, не случись с ним ничего,
услышать  целую  симфонию  в  одиночестве сумерек с солирующей
тоскливыми поскрипываниями табличкой "В парке не  курить!"  на
соседнем смолёном столбу?
     Раскрыл он глаза,  не зная зачем.  Только что вдали сияла
четвертинка заходящего солнца, теперь же мрак застил горизонт,
заглотив и последний лучик,  исчезнувший рассеянным в его без-
мерной пасти,  оставя на тарелке неба расплёсканное зарево; но
и его мрак поглотил с аппетитом. Так же в точности неожиданно,
как потерялось из виду солнце, перестал Дейл чувствовать себя,
как привычней слышать,  человеком. (Вот ведь так даже в заходе
солнца  он  не был до конца уверен.) Да и кем нынче себя чувс-
твовать? Кто он теперь?
     - Стоит мне только показаться, как все в ужасе разбегают-
ся,  будто прокажённый я...  "Крякодейл!  Крякодейл! Спасайся,
кто может!"... Слава богу, ночь близко, выйти будет можно спо-
койно...  Кушать как хочется... - думал он, пытаясь останавли-
вать набежавшие слёзы.  - Гаечка... тряпкой мокрой... - и уже,
не удерживая шедшие изнутри  ровные  потоки  рыданий,  плакал,
только  тихо,  как  бы  боясь нарушить тишины - верный признак
умершей надежды.
     Парк начинал  пустеть,  прощаясь  со своими посетителями.
Однако в обратном направлении, из города, под вечер стремились
по домам целые толпы бегущих зверушек,  в основном мышей, про-
мышлявших днём в городе.  Кто тащил домой  добытый  ширпотреб,
кто катил головку сыра,  птицы опять же,  кто их разберёт, че-
го-то там несли, прости господи, в клювах.
     Послышались близко человечьи шаги. Бурундук юркнул внутрь
и притих. Следом на голову ему свалилась брошенная упаковка, и
шаги, всё так же мерно раздаваясь, таяли до полного исчезнове-
ния.  Выждав ещё немного, Дейл вылез из-под мусора и принюхал-
ся.  В упаковке действительно оказался запавший в складку один
невелик орешек,  выковырив который,  Дейл впервые за несколько
дней подумал об удаче.
     - То ни копья, то вдруг алтын... - грустно вообразил он и
тут  же  опорочил  меланхолическую сцену безудержным хрустом и
чавканьем.
     Растеревши недавние слёзы,  он почуял неладное в желудке,
подзабывшем уже,  как выглядит нормальная еда, и завертелся на
месте.  Имело  смысл порыться ещё в глубину,  и он докопался в
поисках съестного до самого дна помойки,  где покоился испокон
веку  запревший недочищенный апельсин,  прилепившийся намертво
ко дну и потому никогда, верите ли, не вычищаемый дворниками.
     Секундное колебание, и горы мусора вновь его погребли, но
всё равно вонь вырвалась неумолимая,  так что Дейл, прикопавши
протухший цитрус, высунулся головою наружу и едва отдышался. А
восстановив потерянное было спокойствие,  вновь облокотился на
помоечный бортик и тяжело вздохнул.
     Слёзы опять завелись на его  лице.  Лениво  подбираясь  к
клюву,  скапливались  они у век,  затем прокатывались по нему,
как видно, с ветерком, тонкими вереницами по одной, и, испыты-
вая  некоторый подлёт с завитого конца клюва,  всё равно неиз-
бежно устремлялись к земле.  Да не слёзы это были - дождь  на-
чался.
     Не поднимая головы,  бурундук всмотрелся  в  небо.  Сизая
тучка  наконец решилась необильно проистечь,  и моросящий дож-
дик,  оказывается,  прошёлся не только по носу. Ещё минут пять
Дейл стоял,  обтекая, и припоминал, как совсем ещё недавно ВСЕ
ВМЕСТЕ бегали под точно таким же прохладненьким дождём,  раду-
ясь  непонятно чему,  пока не начал зябнуть и дрожать заметной
дрожью.
     - Чего в нём может быть приятного,  дожде этом?  - сказал
он вслух,  не особенно попадая зубом на зуб,  впрыгнул  внутрь
помойки и захлопнул над собою крышку.
     Припомнился нехотя после опасного для здоровья промокания
положенный тёплый душ, оставшийся уж верно в прошлом;  туда же
канувший обряд,  когда Гаечка появлялась в ванной и,  смущённо
отводя глаза,  протягивала ему  свежестираный,  сухой полотен-
чик... До воспоминаний о разогревающих блюдах и напитках и ук-
ладывании в тёплую постель с грелкой дело не дошло.
     - Гайка!.. - его настиг ужас. - Она же вместе с Чипом ос-
талась...  Такой случай он не упустит!..  А я...  я...  я про-
пал...
     Тем же мигом крышка звучно распахнулась, и в помойку вле-
тел незатушенный окурок. Бурундук, как ошпаренный, с неизвест-
но откуда мобилизованными силами выскочил на поверхность.
     - Сказано было в парке не курить! - выкрикнул он отчаянно
вслед быстро удалявшимся шагам и, подскочив к окурку, принялся
его тушить.
     Увы, было поздно. В помойке скопилось слишком много бума-
ги, чтобы какая-нибудь не загорелась, и, лишь напрасно обжёгши
лапы, Дейл, задыхаясь, с трудом выбрался наружу. Накрапывающий
же несильно дождик ничем не мог тут помочь,  и Дейлу ничего не
оставалось,  как, захлопнув за собой помоечную крышку да обер-
нувшись на разгорающееся бывшее и почти обжитое жилище,  вовсю
уже пускавшее щелями дым, пойти куда глаза глядят.

                            * * *
     За три дня до этого он ещё ходил по парку, наивно пытаясь
полагаться  на старые знакомства,  чтоб хоть где-то найти себе
приют.  Скорее даже не наивно,  а совершенно отчаянно,  ибо не
стало  нигде места,  способного сообщить ему утерянное чувства
покоя.  Нигде не хотели его принимать,  и,  вдоволь насмотрев-
шись, как захлопывались двери ровно перед его клювом, а не за-
щищённые дверьми и засовами зверушки просто с воплями разбега-
лись, Дейл не мог никак поверить в происходящее и уже насмерть
перепугал полпарка своими неурочными  визитами  с  умоляющими,
как ему казалось,  интонациями своих просьб,  слышных и за сто
шагов от источника этих скрежетаний.
     Устал. Сел  под лопухом,  чтоб хоть как-то быть менее за-
метным,  но окружающий мир был уже взбудоражен его появлением.
За каждым почти кустом кто-нибудь да таился,  и не менее сотни
глаз пристально следило, куда же дальше двинется опасное чуди-
ще.  Иногда, уверившись худо-бедно в безопасности, кто-то про-
должал путь, но всё больше напуганные зверьки метались быстры-
ми тенями от куста к кусту,  опасливо на всякий случай огляды-
ваясь.
     Дейл угрюмо за этим наблюдал,  потерянно всматриваясь че-
рез поросли злющей непроходной крапивы на свой нынешний позор.
Обманчивой  оказалась картина о зверином добросердечии,  какую
он и многие другие до сего дня исповедуют.  Не  знал  он,  как
растолковать неразумным, что стал он чучелом поневоле, а в ду-
ше своей ведь не сменился нисколько;  так могло бы,  если вду-
маться,  и с каждым приключиться,  тронь только волшебную вещь
случайно пальцем; внешность вообще обманчива, худо ли её поме-
нять временно? Ведь лишь временно...
     Как знать, может, какое из всех его заблуждений вдумчиво-
му читателю и покажется разумным,  только одно известно доско-
нально:  время бесконечно - а стало быть,  где временно, там и
вечно.
     Внезапно лопух хрустнул,  лист  его  пробило  насквозь  и
всколыхнуло.  Дейл дёрнулся,  первым делом вообразив,  что его
уже принялись закидывать чем попало и что надо бы  скорёхонько
удирать.  К удивлению его,  оказалось всё гораздо проще:  упал
вероятно оброненный  лесной орех  и,  размозжась об лежащий на
его беду камень, раскинулся скорлупками, одна из которых прыг-
нула бурундуку прямо в лапы.
     - Еда?!  - крякнул он, выходя из окоченения. - Где же яд-
рышко?
     Оно и правда обнаружилось, грех было его не заметить. От-
катившись поодаль,  лежало теперь одиноко посреди дороги, про-
щаясь с последней надеждою на долгую жизнь.
     Дейл сглотил слюнку.  Было странно предположить, что наш-
лась  какая  добрая душа,  сжалившаяся над ним и решившая его,
страсть голодного,  подкормить.  Поэтому,  не  теряя  времени,
быстро  засеменил  он к аппетитной цели и почти уже дотянулся,
как шнырк что-то перед глазами! И вот она, голая земля, улыба-
ется уже тебе лишь парой беличьих следов.
     Бурундук стал, разинув рот, в трагическом обломе. Трагедь
давали слишком часто в последнее время,  и вся пасть его,  как
театр в день премьеры,  была переполнена публикой:  собрались,
казалось,  уже все возможные слюни; заняли все свободные места
в отороченном нёбной мякотью партере, обоих рядах блистательно
белого полукруга бельэтажа и балконах вместительных щёк.  Увы,
по природной слепоте не знающие, что будут нынче давать - сыт-
ную оперу или острую драму (да им,  театралам,  не всё ли рав-
но!) - все они быстро окислились, когда выяснилось, что предс-
тавление самым неэстетичным образом отменяется. Одной отвисшей
капле, видимо особо чувственной, стало дурно и, оторвавшись со
своего места на галёрке,  она упала бесшумно в дорожную пыль и
обезличилась. Прочих же владелец театра натужно и медленно со-
брал в просторное фойе и немилосердно поглотил.
     Меж тем скоро сухой треск веток на ближнем  дереве  выдал
мелькающую розовую рубашонку,  скачками набиравшую высоту. Ко-
нечно, Дейлу она была хорошо знакома.
     - И-й-ех!.. Ты, цедилка драная!.. - кричал ей вслед, ког-
да,  остановившись,  белочка осторожно глянула вниз.  Едва она
просекла его внимание, как пулей взвилась ещё выше.
     Тут впервые за многие дни Дейлом  овладела  ярость.  Надо
сказать,  очень  иногда  справедливое чувство.  Ни для кого не
секрет,  что и бурундуки умеют лазить по деревьям; вопрос, од-
нако,  состоит лишь в скорости. Если за абсолют брать беличью,
то в среднем бурундучья составит где-то порядка 0,2-0,4 едини-
цы, не больше. И это при том, что, на взгляд оценивая скорость
удирающей Тами, можно заявить смело даже о превышении нормы до
полутора  единиц  беличьей скорости,  в то самое время,  когда
расстояние между нею и её преследователем катастрофически сок-
ращалось!
     Очень плохо могло стать бедной белочке: в какую-то секун-
ду  раскрылись  перспективы  в  виде навязчивых объятий дядьки
Кондратия,  удивительно близких и легендарных по силе,  и если
бы не коварный сучок, предательски надломившийся под разогнав-
шимся Дейлом,  угрюмый дядька непременно бы потискал её в своё
бессердечное удовольствие...
     Равновесие дейлово скоропостижно  нарушилось,  за  больно
жидкий воздух в тот день было не уцепиться, потому падение его
стало фиксированным в истории фактом.  Летя вниз, Дейл не кри-
чал и не ужасался,  и вовсе не оттого, что жаждал скорой смер-
ти, а бытовала в нём уже некая и весьма притом крепкая уверен-
ность  в то,  что этот прискорбный для любого другого существа
полёт аккурат вниз головою не может  окончиться  чем-либо  для
него худым.  И верно:  упав с большой высоты, Дейл плюхнулся в
земь многократно испытанным, бронебойным клювом, так что тот и
не треснул.  Вылез только из образовавшейся ямки,  отряхнулся,
плюнул да пошёл восвояси.
     Необходимо также отметить, что всё это было видено многи-
ми,  отчего в рядах зверонаселения начало зреть смятение умов,
вплоть до панических настроений. Слухи забродили самые фантас-
тические: о падении на Землю живого метеорита, о нашествии мо-
тыльковых слонов, о киборге, питающимся исключительно белками;
припомнились подзабытые детские страшилки о летучем подзатыль-
нике и катящейся яме,  зелёном ухе и жестяной клизме. Печально
известный хорёк,  раз уже разоблачённый как подлый  мистифика-
тор,  представился  отцом Свистофором,  подсуетился и двинул в
массы новое апокалиптическое  учение,  причём,  надо  сказать,
имел  одно время некоторый успех,  особенно среди кротов (хотя
это легко объяснимо:  подслеповатые, они всегда сильно полага-
ются на слух, а стало быть уж очень легковерны. - Прим. авт.).
Так сей самосвят раскопал небольшую ямку, публично объявил  её
ТОЙ САМОЙ, в которую упал живой метеорит, наносил в неё водицы
из окрестных луж  и принялся отправлять  вокруг  неё молебны и
крестить в ней,  как в иордани.  Трудность  всё ж  для  нового
культа определилась, пусть и не сразу: под конец уже в яме та-
кую грязь развели да намесили,  что оный отец  не смог устоять
от объявления её благодатной и исцеляющей все болезни.  Многие
верили.
     А что же с Дейлом?  Да ничего пока хорошего.  Мог он  ещё
попытаться  поискать не видевшую его пока в новом обличии Фок-
си,  правда не знал где.  Она сама всегда обрушивалась ему  на
голову,  а где обитала, он просто не знал, вернее, до поры ак-
тивно неинтересовался,  несмотря ни на какие намёки и открытые
приглашения.  Потом лучше же иметь последнюю надежду в запасе,
этот неугасимый огонёк жизни,  чем бездарно её израсходовать и
тщиться насколько возможно долго тем, что есть куда ещё отсту-
пать.
     - С  волшебством она знакома,  вдруг сможет избавить и от
проклятущего клюва?..  Нет, глупо. Причём тут она и её травки?
Не стоит даже и искать. - так, по крайней мере, думал он.

                            * * *
     Позавчера он приучил себя таиться.  Выходил по одним  но-
чам, а днями прятался, где получалось, и отсыпался.
     Первым делом,  придя немного в себя,  Дейл начал мыслить.
Это  было трудно для него и вообще неспецифично,  да уверенные
очертания мыслей сами принялись носиться  по  виражам  извилин
взбудораженного мозга,  внеся в сознанье душевный бурный непо-
кой. Ведь что за бред: маску нельзя оторвать!
     Правильное решение  нашлось  и  без привычного гаечкиного
совета: нужны были инструменты. Специальные, разумеется. Пусть
таких в природе и не окажется,  но,  как говорится,  будем ис-
кать, и баста!
     Под прикрытием  темноты выступил Дейл в поход.  Первой из
намеченных целей,  которую удалось взять без значимых  потерь,
была собственная мастерская,  именуемая чаще просто гаечкиной,
что в действительности не отражало  истинного  положения  дел,
ибо  для  каждого там находилось работы.  Впрочем исторические
названия тоже имеют свою прелесть,  к тому же Гаечка числилась
в  мастерской  материально ответственной и временами напрягала
всех с уборкой.
     Путь, как и следовало ожидать, оказался крайне несложным,
что было предвидено им с высокой точностью.  Поэтому не прошло
и двух часов,  как прошёл уже все ловушки, любовно расставлен-
ные на него Гаечкой,  которые он без труда  заранее  угадывал,
потому что знал её давно как облупленную,  со всеми её возмож-
ными хитростями.
     Основною ошибкою  в  ходе приготовления к предполагаемому
вторжению была недооценка интеллектуальных  способностей  про-
тивника. Незнание противника, его целей и планов - характерная
черта всех гражданских служб и организаций.  И не мудрено: ко-
мандир отсутствует как класс, дисциплины нет, неуставные отно-
шения свирепствуют, лапоприкладство, нет чёткой доктрины, бое-
готовность не определена,  посты не выставлены, боевое охране-
ние снято,  отсутствие верности присяге и безобразная строевая
подготовка! При такой диспозиции надеяться на какие-то ловушки
- это явная преступная халатность и ничего более.
     В частности,  Гаечкой оставлялись свободные потайные ходы
среди ловушек, специально прокладываемые ею на крайний случай,
например, если ночью приспичит оправиться. Не удивительно, что
схема расположения таких ходов стала известна неприятелю,  так
как годами не менялась.  Во любом случае разведка у врагов ра-
ботает на уровне и почему-то всегда выше всех похвал.
     И вот он,  противник в числе одного диверсанта,  уже сво-
бодно расхаживает ночным привидением по занятому им помещению,
стоит  уже  на пороге,  уже заходит внутрь,  вот,  цепляясь за
гвоздь,  падает (ну тут он и раньше падал,  это за ловушку  не
считается), вырастает во весь рост над кроватью, где посапыва-
ет сладко беззащитная мышка...
     Вот она,  расплата за безответственное отношение к оборо-
не, отсутствие дисциплины и проч.! Вместо дачи должного отпора
она предаётся томной неге, улыбаясь в мирном сне во всю подуш-
ку,  совершенно не ведая того,  что длинные чёрные пальцы  уже
устремились к её горлу. Всё ближе они, ближе...
     Но, что это?!  Пальцы почему-то не душат её, а, напротив,
как-то  ласково поправляют лоскутное одеяло и чуть поглаживают
её рассыпанные золотые волосы.  Решительно ничего не  понимаю!
Вместо того,  чтобы больно наказать её, как и положено в воен-
ное время,  диверсант любуется ею,  шепчет что-то  украдкой  и
пускает тихую слезу. Затем подымается и уходит, не забыв снова
случайно напороться на гвоздь.
     Ладно, повезло  на  сей  раз,  а ведь могло и очень плохо
кончиться! Видать, лишь учебной была эта тревога. Как говорит-
ся, мышь спит - помощь идёт.

                            * * *
     Второй визит был нанесён Дейлом на кухню.  В  это  трудно
поверить,  но холодильник,  заряженный накануне под завязку, к
утру подозрительно пустовал.  Баночка морской капусты  одиноко
глядела из его лазоревых нутрей,  не зная, куда бы деваться от
такого пристального внимания,  какой запустили спасатели в хо-
лодильник поутру, добросовестно сделав зарядку, умывшись и на-
чистив зубы по совету одного бобра, умевшего говорить на чело-
вечьем языке.
     Далее он направился в общую с Чипом комнату,  где пытался
выковырить что-то из-под собственной кровати,  но Чип так нес-
покойно спал,  чего-то всё крутился и нашёптывал во  сне,  что
было  трудно это сделать должным образом и с тем,  чтоб не вы-
дать себя.
     А вот  уже  и главная наконец-то цель операции - мастерс-
кая.
     Не стану описывать всех мытарств, которые вышли бы некра-
сиво в словесном исполнении;  причём настолько,  что впору уже
бы  отвести  от  себя  все беспочвенные,  замечу,  обвинения в
склонности к садо-мазохизму и сказать со  всею  прямотой:  то,
что вытворял Дейл со своим клювом, никакому описанию не подле-
жит. Но в общих чертах можно и обозначить пару фактов.
     Мастерская в  ходе недавних боёв не пострадала,  в ней до
последнего момента царил прежний порядок,  каждая вещь помнила
своё место, была в исправности и годной к употреблению. Карти-
на вторая, открывшаяся добрым утречком взору несколько уже оз-
лобленных  удачным  завтраком спасателей:  понятное дело,  всё
разбросано; пилы валяются грудой в углу, с выщербленными зуба-
ми  и  отломанными ручками;  гнутые стамески,  гвозди,  клещи,
свёрла;  половинки плоскогубцев и ножниц;  автоген  с  пустыми
баллонами; молотки, сплющенные словно прессом и многое, многое
другое...
     Как ни странно, никто не слышал никакого шуму, все дрыхли
как убитые после трудов по приведению  жилища  в  послевоенный
порядок.  Лишь на последнем этапе, разворотив последние тиски,
что ставило последнюю,  жирную точку на его бессмысленных ста-
раниях, Дейл расслышал тихие шаги по коридору и тут же погасил
свет.  Вскоре стало различимо нараставшее  свечение,  поначалу
слабое,  но свет, мерцая, зримо возрастал, тем самым приближая
опасность, покуда не ворвался стремительно внутрь комнаты.
     Это шла  Гаечка  со свечою.  Она была в одной сорочке,  и
робкий её вид в свете покачивающегося на сквозняке пламени ра-
зоружал  вкрадчивым и нечаянным обаянием,  будто бы отворяемым
только на ночь скупою богинею красоты для случайного,  зачаро-
ванного наблюдателя. Всё тот же баловник-сквозняк нежно разве-
вал ей волосы, а губы её разомкнулись, желая нарушить тишину.
     Дейлу страсть как захотелось выйти ей навстречу и кинуть-
ся к ногам. В такие минуты кажется, что нет ничего невозможно-
го и безумство спасает от любой беды.
     - Кто здесь? - словно боясь собственного голоса, спросила
у  тишины  мышка  и бросала вокруг взгляды,  как бы не узнавая
места.
     Дейл отпрянул и тихо растворился в темноте.

                            * * *
     А вчера ещё,  в день до противного прекрасный, какие при-
ходят к нам в непреложной последовательности, повторяющей дос-
конально все самые опасные дни гороскопов  на  текущий  месяц,
так что хоть на улицу не выходи,  в день последней фазы луны и
терпения, Дейлу стало невозможно худо.
     Нетрудно  догадаться,  что  спасения от утиных чар он не
нашёл. Сидел теперь в своей помойке и не хотел выходить. Спать
не удавалось,  потому что ежеминутно гремела помоечная крышка,
мучимая частыми воскресными посетителями парка, норовящими ме-
тать в помойку всякий мусор, к тому ж назло один непищевой.
     Ощущение мира и себя в нём,  прежде цветущем и  величест-
венном, растерзано ныне в клочки, в обрывки, в рваные ленты, в
сломанный карандаш,  с тупого конца обгрызанный детскими зуба-
ми; в мятые банки из-под газировки; в лопнувший шарик, ещё пя-
ти минут назад бывший надувным и улыбавшийся широко намалёван-
ной рожицей; в какие-то некогда важные листы бумаги; в подгуз-
ник, скоропостижно завершивший одноразовую жизнь...
     Все эти  никудышные,  отмершие  и отринутые подранки лишь
способствовали такому настрою,  когда злоба переходит на  всё,
что может быть видимо вокруг.  И, высунувшись глотнуть свежего
света и воздуха, Дейл впервые почуял, что сам свет его раздра-
жает.  Тут же получив по носу скомканной бумажкою, он проворно
скрылся и долго не решался вылезать наружу.
     До тёмной ночи было далеко, но и она уже не спасала ни от
тягости проклюнувшегося одиночества, поглотившего дейлову веру
в себя,  ни от чувства социального опущения,  будто спасатель,
что нынче преступник, только под её прикрытием могущий обрести
хотя  бы видимость покоя и уверенности.  Оставалось забыться и
потихоньку деградировать в осознании того, что время неумолимо
утекает, а выходов не видно никаких.
     Что бродило в его голове сейчас,  сказать  трудно,  но  в
направлении своём это были очень нехорошие мысли.  Как никогда
он приблизился к тому,  чтобы смочь сделать ГАДОСТЬ.  Нет,  не
то, что он вытворял ежедневно над Чипом, такие невинные шуточ-
ки с плохими иногда последствиями, которые забывались назавтра
же, потому что были не со зла и искуплялись с большою охотою.
     Вспоминая о том,  он криво ухмыльнулся,  полагая всё то в
далёком и безвозвратном прошлом, должном расступиться пред но-
выми импульсами жизни.  На этой мысли он застрял, не зная тол-
ком,  что бы такого свершить, и в нагнанном им самим же нетер-
пении уже не мог усидеть в четырёх стенах.  Он вылез из  своей
помойки, на всякий случай огляделся и по-партизански, коротки-
ми перебежками, направился в сторону города.

                            * * *
     Признаться, ему было стыдно творить пакости в родном пар-
ке, тем более его уже знали в новом обличье, что могло повлечь
за собою некоторые нежелательные последствия; не сейчас, так в
будущем.  За этим лешим и обратил он свои стопы к  городу  как
месту  существенно  более  располагающему к похождениям нужной
направленности и соответствующего размаха. Противу умиротвори-
тельного  лесного  покоя вперемешку с дремучим,  размеренным и
патриархальным укладом жизни парковых обитателей  город  также
привлекал  массу других искателей приключений на свои разнове-
ликие части тела,  откуда обычно растут хвосты. Посему надежды
отыскать там себе новое общество были небезосновательны, пусть
и обещали связь где-то уголовную,  зато определённость в жизни
наступала разом и окончательно.
     Что сулила ему подобная компания помоечного сброда и про-
чего асоциального элемента?  А ведь можно было надеяться,  что
не подвернутся там сразу же под лапу никакие  вредные  чипооб-
разные типы,  вечно претендующие на лидерство, и Дейлу повезёт
стать главарём какой-либо шайки. А уж он-то как тогда...
     От нежданного задора Дейла прохватило пОтом,  присутствие
духа снова в нём заговорило.  Бодрыми шагами подходил он к ог-
раде  парка,  когда  перегородил  ему дорогу большой и ленивый
дождевой червь.  Нет чтобы переступить,  как обычно, да дальше
спокойно  пойти;  увиделся Дейлу в нём прям корень зла,  даром
что ползучий. Схватил его лапами и говорит ему в отсутствующие
уши:
     - Сам гадом буду,  если не порву тебя пополам.  - и  знай
себе его растягивает, насколько лап хватает.
     Червь пыжится,  знамо дело, ответить ничем не может. Дейл
всё злодействует в напряжении, а сам уже и думает:
     - А вдруг и правда порвётся?  - и пустил его, ужаснувшись
не на шутку.
     Обретя свободу,  червь недовольно  сморщился  и  как  мог
только быстро принялся уползать.  Глядя же, как тот наивно ис-
кал укрытия под широким листом, Дейл на выдохе буркнул вслух:
     - Живой,  значит. - и чувство вины, досадившее его, поти-
хоньку угасало.
     - Ну какой из меня преступник?  - думал он, однако быстро
нашёлся,  к собственному воодушевлению, как всё представить: -
Хотя  это просто не мой масштаб - на всякую мелочь не стоило и
внимания обращать!  - мы та-а-акими делами ворочать будем!.. -
он проскочил через ограду и,  очутившись на улице, продвинулся
к ближайшему перекрёстку.

                            * * *
     И надо же было так случиться в день выходной, по идее вы-
деляемый для отдыха и культурного времяпрепровождения, не все,
оказывается,  хотят отдыхать и расслабляться! Существует некая
когорта злодеев,  этим зело пренебрегающая,  и даже, напротив,
весьма  активно  пользующая всеобщее расслабление в,  так ска-
зать,  своё преступное удовольствие.  И будь то прямая корысть
или  просто  упоение  хулиганской безнаказанностью - всё равно
лучше дня не сыщешь.
     Сначала просто доносились нечёткие голоса, потом знакомые
нотки в них смутно разузнались, так что сердце Дейла ёкнуло, и
наконец  из-за поворота высыпала целая процессия.  Стало ясно:
что-то будет.  Но чем ближе она приближалась и наглая физионо-
мия  Толстопуза  всё более и более визуально расширялась,  тем
менее уверенности оставалось у Дейла в том, что выйдет что-ли-
бо путное. Попроситься в банду? Посмотрим...
     - Да-а-а! Поневоле начинаешь понимать, как же далеко заш-
ли  люди  со  своим клонированием...  - глубокомысленно сказал
Толстопуз, подходя ближе.
     Дейл, попытавшийся помахать всем лапой,  застыл в нелепой
позе и уже пожалел,  зачем вышел им навстречу. Характерно, что
злодеи его ничуть не убоялись, а, верно, ещё и ни поставят те-
перь ни во что. Норов их известен.
     - ЧТО это:  Мышекряк,  Хорькогусь, Уткокрыс или, быть мо-
жет, - тут кот заглянул существу прямо в глаза. - Крякодейл?
     Дейл отпрянул и совсем сник.
     - Я бурундук... - ответил он робко.
     - Ага... Должно быть, австралийский сумчатый? - переспро-
сил Толстопуз,  оттягивая пальцем воображаемую дейлову австра-
лийскую сумку и запустив в неё рассеянный взгляд.
     Вечно тормозные толстопузовы соратнички оживились,  но по
природной туготе мозгов никак не могли постичь,  в чём,  собс-
твенно,  была шутка.  Они окружили чуднОго Дейла полукругом  и
только тыкали в него пальцем.
     - Чего встал на дороге,  пугало?  - кот плавно,  но верно
переходил в наступление, неспешно выдавливая его с тротуара.
     - Я...  готов пойти на преступление...  - выдавил из себя
Дейл и сморщился в попытке сделать коварное лицо.
     Толстопуз прыснул: такого кадра стоило оценить. Прочие же
злодеи  бросили загадочно  перемигиваться и чесать за ухом  и,
как по команде, ощерились на попятившегося уродца.
     - Не может быть!  - воскликнул притворно кот.  - Не верю!
Нынче никакой уткогрызун на такое не способен.  - и, отвернув-
шись к дружкам,  заиграл победно бровью, так что те воодушеви-
лись, видя доброе его настроение.
     - Клюв даю на отсечение...  - машинально ответил Дейл, не
сразу сообразив, что ставит на карту.
     Злодеи откровенно заржали, и под шумное одобрение окружа-
ющих Толстопуз схватился тому за клюв и трепал за него по всем
сторонам с заметным наслаждением, покуда не надоело, чем довёл
некоторых аж до противной икоты.
     - А что ты можешь,  дружок? - сладко молвил он, подступив
очень близко.
     Тот только  и ждал приглашения,  будто последнего на суде
слова.
     - Я умею злодействовать!!!  - и, оскаля зубы, двинулся на
них с выпущенными из ласт кривыми, во все стороны, когтями.
     Только нагнал  на  них ещё большую умору - те,  умирая со
смеху,  валились уже на пыльный асфальт - вид у Крякодейла был
взаправду комический.
     Не зная,  куда деваться со стыда,  он стоял, втоптанный в
грязь ниже уровня самой смрадной помойки,  готовый зареветь, и
начал уже набирать в веки слёз,  как пришедший в себя из исте-
рики Толстопуз манерно отряхнулся и, в упор не замечая никаких
вокруг крякодейлов, двинулся вперёд, а за ним и вся его компа-
ния.
     - Ах, как прекрасен этот день! - на ходу простирая лапы к
небу,  воскликнул кот и,  растянувшись в улыбке,  сощурился на
солнце.
     - А может, возьмём его в качестве приманки, босс? - вдруг
выскочил вперёд кто-то шибко умный.
     - Не лезь под ноги, болван!

                            * * *
     Эти три дня могли бы угробить любого,  что там говорить о
маленькой  зверушке,  не  знавшей  до поры самой малости беды!
Оторванным листом блуждал он, гонимый ветром мыслей, по ночно-
му  парку,  не останавливаясь ни на миг;  лишь бы не стоять на
месте, двигался вперёд, не зная куда и зачем.
     Трудно объяснить,  но  в  его  бессмысленных,  на  первый
взгляд, блужданиях выделялся стойкий элемент. Его на неуверен-
ных ногах вечно приносило к старому пруду,  довольно заросшему
и намеренно заброшенному администрацией парка для того только,
чтоб выпускники местной школы художеств имели возможность хоть
где-то писать  свои дипломные работы  на тему "дикой природы".
Других любителей  пробраться поближе к нему  особо не  набира-
лось,  кроме, конечно, детей,  никогда ещё,  как известно,  не
брезгавших приключениями, особенно ежели можно было бы свобод-
но походить,  где грязи по колено,  и вылезавших на дорогу,  в
основательном довольствии демонстрируя родителям  всевозможные
разновидности репейника, налипшего на местами целой одежде.
     Уток на пруду не было.  Хватило одного появления обречён-
ного Крякодейла,  согласного уже пожить среди своих новых кря-
ко-родственников, как те, побросав скромные пожитки, благодаря
возможности свободно и быстро перемещаться  просто улетели и в
тот год не возвращались.
     Приближаясь который раз к пруду,  он мрачно его оглядывал
и поспешно обходил стороною.  С каждым  отходом  на  душе  его
как-то  становилось  легче,  однако быстро лёгкость улетучива-
лась, а через час-другой блужданий известный водоём вновь отк-
рывался его потушенному взору.
     Судьба. Иного и не помыслишь,  когда дорога сама  указует
тебе путь. Ничего не оставалось, как шагнуть вперёд, не сопро-
тивляясь безнадёжными попытками уйти с пути,  как видно, пред-
начертанного судьбою. Вот он, песчаный эшафот, подъеденный ти-
хой на вид водною стихией и словно  для  удобства  выпущенными
перилами торчащих корней ближайших деревьев. И тишина...
     Снизу с обрыва чернелась вода,  спокойная в  безветренном
сне,  что  и  будить её не хватило бы смелости;  в час,  когда
вдруг находят мысли о неизбежности смерти.  Весёлые днём камы-
ши, заснувши, склонили свои головы и, даже не шурша, покачива-
ли ими в такт ритму движения ночи,  по отменённым для светлого
дня законам немого кино, замедленного и чёрно-белого.
     Крякодейл уселся на том обрыве,  бывшем заметно выше  его
роста, и задумался о странности разнобоя предчувствий:
     - Здесь и утонуть-то нельзя:  мелко больно. Пойти ли, что
ли, дальше?
     В отрицание его слов воды внизу всколыхнулись,  с плеском
разошлись,  и  из  глубин  вынырнул какой-то нелепый водолаз в
полном подводном облачении и почему-то с костылём под  мышкой.
В  приветствии снял он свой чёрный цилиндр со шлема и,  друже-
любно помахав костылём, оказавшимся на деле вострым трезубцем,
принялся жестами завлекать Крякодейла вниз. Крякодейл же, зак-
рыв на секунду глаза,  с открытием их внизу уж никого не обна-
ружил, кроме прошлогоднего дубового листа, дремавшего на глад-
кой поверхности воды;  в ушах только стоял не  соответствующий
видимой  действительности  плеск  и  стук  нараставшего биения
сердца.
     - Кто знает,  что у всех впереди?.. - прошептал тихо он и
прыгнул вниз.

                            * * *
     Пространство менялось, всё неслось галопом перед глазами,
что и разглядеть ничего было нельзя.  Вне времени не  стало  и
звука, и цвет очень скоро поблёк и исчерпался до полной черно-
ты. Прервался и ход ощущений и мыслей, как остановился сам ход
всего, что могло когда-то двигаться. Настал абсолютный покой.
     Но, как привыкают глаза к темноте,  в  сплошном  абсолюте
наметились очертания неведомых светил,  известных только здеш-
ним чувствам. Раздался писк и вой, как защемлённый палец стало
больно.  Казалось бы,  из ничего вдруг стало пусть не всё,  но
многое,  и ВСЁ уже иное. Среди всего неразомкнутого пространс-
тва образовалась точка. Она росла до величин нам хорошо знако-
мых, покуда не прочувствовала себя наконец Крякодейлом.
     Полностью материализовавшись,  Крякодейл  поймал  себя на
мысли,  что в каком-то фильме всё это уже видел.  Это было уже
удивительно тем,  что сам он, кроме боли в ушибленной коленке,
нашёл себя по-земному привычно и теперь вовсю разрастался мыс-
лями.  Далее,  по сценарию, нежный закадровый голос должен был
нести сакраментальные речи и зазывать на  вечное  поселение  в
рай.  Как ни странно, голос молчал, точно доказывая и без того
известный факт, что в кине всё вечно врут, идеализируя доволь-
но невесёлые картины перелётов из одного мира в другой.
     Однако что-то не происходило дальше ничего,  что даже, уж
не поверите,  стало просто скучно. Открывать глаза было страш-
новато: мало ли чего ещё увидишь в совершенно пустом простран-
стве!  Но каким-то боком  в воскресший  во всей полноте  разум
вскочила идея, ошеломившая его всего.
     - Грехи! грехи проклятые держат...
     И правда:  некая тяжесть,  несмотря на лёгкость и  плаву-
честь  состояния,  не разрешала ему двинуться с места,  а лишь
крутясь, едва ли можно было ощутить себя свободным в перемеще-
нии. Мысль, оказавшаяся верной, дала немедленную волю лапам, в
судорожном движении ставшим перебирать все его  грехи,  увеши-
вавшие сплошь всё его астральное тело. Их неведомо откуда наб-
ралось так много, что лап уже не хватало: грехи лились зловон-
ною рекой,  просачивались сквозь пальцы;  и уже казалось,  что
все нечистоты мира выплеснулись ему на  голову.  Но  Крякодейл
терпел;  он понял,  что в потоке этом может-таки продвигаться,
что нисходящие грехи не тянут его вниз, что вверх по ним взби-
раться есть стремленье;  и он спешил наверх,  как будто сверху
был КОНЕЦ ВСЕГО ПУТИ. И вот он близок был, конец; да вот грехи
всё вязче, тяжелее, и нету сил уже грести.
     Умазанный весь,  Крякодейл словно очнулся  на  полдороги,
когда залитая в нос греховная жижа была оттуда срочно вычихну-
та.  Что-то было в том сугубо прагматически неастральное, неп-
риличное,  я бы сказал,  для благоговейного мистического наст-
роя, последние минуты надёжно им владевшего, причём настолько,
что,  протерев  на  скорую лапу глаза,  Крякодейл всмотрелся в
вокруг происходящее и...
     Надо ли  описывать  то  удивление,  которому  не найдётся
адекватного натяжения лицевых мышц? А Крякодейл испытал именно
такое,  вполне  чётко различив в увиденном всё тот же пруд,  у
берега которого он усердно копошился,  преодолев  и не сказать
по мелководью,  скорее по мелкогрязью, целых два метра на пути
к вожделенной суше.  Читая в окружении своём  признаки сугубой
реальности, в том числе кучи грехов,  нагреблённой под себя, в
материализованном воплощении ставшими удивительно похожими  на
замешанную в густом иле зелёную тину, от следов которой теперь
сложно было избавляться,  он приподнялся и сел  в  недоумении,
где нынче находится.
     - Если я умер,  тогда,  должно быть,  лишился бы тела,  а
стало быть и...  клюва?!  - воскликнул он и, придавая лёгкость
новым мыслям об обретении себя,  вскочил, разбрызгивая тину по
округе.
     Но мысли мыслями, а лапой-то проверить куда вернее...
     - Чёрт! Торчит, подлюка... Так, значит, я жив?! - голосил
он, не зная, чему больше радоваться.
     Однако бывает и так, что достаточно радостные мысли порою
обращаются в свой  обратный,  первоначально  мрачный  вариант:
дескать,  и ставшая немилой жизнь не хочет с тобою расставать-
ся,  возвращая в продолжение мучений, и клюв треклятый вряд ли
сделает её светлей.  И вот уже сомнение нашло,  что вдруг душа
его сама,  не только тело,  прошла сквозь превращенье в Кряко-
дейла, и стало быть не может он ни называться больше Дейлом, и
ни пред богом предстать в своём начальном виде. Всё, каюк!..

                            * * *
     И самая последняя травинка,  замершая, казалось бы, в но-
чи,  уж твёрдо знала наперёд,  где жизнь,  где смерть, а где и
заблужденье,  да  станешь ли сражаться за право быть умней бу-
рундучка, заблудшего в потёмках пусть надолго?
     - Глупый,  глупый!  Не для того ты здесь... - шептало всё
ему вокруг.
     - А?  - вертел он головой,  беспомощно по сторонам взира-
ясь.
     Весь пруд и впрямь преобразился под светом вышедшей луны,
и мог ли депрессивный Крякодейл не впечатлиться виденьем этим?
     Как свет едва ударил в пруд,  всё  ожило  и  завертелось.
Деревья заходили взад-вперёд под ветром, тишь слегла, ворвался
в уши звук скрипящий, и вновь раскрылась красота ночного неба,
чтоб с высоты его скользило эхом:
     - Глупый, глупый!
     - Где жизнь, там свет? - спросил у неба Крякодейл.
     Ответом стала тучка, закрывшая случайно месяц.
     - Где жизнь, там тьма? - и месяц снова выплыл.
     - Не жди погоды, просто действуй... - очертилось словно в
голове его, и сам он начал ощущать поболе ранее уже знакомого.
     От сердца  к каждому предмету быстро протянулись нити,  и
разом стало можно знать, что думает о нём пылинка, и дерево, и
этот  прудик.  Скоро нити все сплелись в одну большую косу,  и
мир открылся весь пред ним в красе необычайной,  что было  не-
возможно  без  напряженья  оторваться  в  стремлении  отринуть
взгляд и обратить его на берег противоположный,  куда  потоком
мыслей он прибит был вскоре.
     Луна погасла,  словно отключили,  и берег тот был  тёмен.
Крякодейл поднялся на ноги и,  волоча с собою тину, пошёл впе-
рёд, как будто грешный к свету искупленья. Ведомый, чем уже не
знаю, дошёл он до глубины, поплыл, очистившись почти от грязи,
и вышел на берег другой,  довольно бывший чистым и  с  выходом
наверх,  к тропинке.  А сверху,  за ветвями ивы, склонившейся,
как водится, к воде, была скамейка. Знать её он знал и раньше;
как и всё,  что можно было в этой ночи разглядеть, легко восп-
ринималось им знакомым. Да только ближе подойдя, уже вплотную,
Крякодейл проникся смыслом этого похода,  зачем он здесь и по-
чему стоит сейчас, таращась глупо на скамейку.
     То была не та доска о двух ногах,  чьи очертания по сово-
купности во тьме не стал бы воспевать  никто  из  существующих
поэтов;  то был большой алтарь,  усыпанный цветами.  И посреди
него чернелась тень,  в молчании своём задумчиво глядела,  ку-
да-то,  не сочтёшь куда. Тут Крякодейл оторопел, застыл в дви-
жении,  когда нельзя не испытать священный трепет, и лишь кру-
тил в мозгу навязчивую мысль:
     - О боже!  Кто здесь? Ангел? Или... - он отшатнулся и за-
был о всём.

                            * * *
     В тиши вот только ничего не  происходило,  фигура  иногда
покачивала головой,  и лишь когда она, подняв цветок один неб-
режно,  метнула его в ночь,  до Крякодейла начал доходить рас-
судка небольшой приветик.  Он выпрямился, вновь согнулся, при-
помнив,  что голос бурундучий старый свой ему,  пожалуй, уж не
слышать  никогда.  И  через шёпот тонкий,  ища какие мог найти
посредством клюва своего тона потише,  мягче,  даже  понежнее,
излил в вопросе скорбь свою:
     - Вы здесь... вы за мной пришли?
     Фигура вздрогнула,  лишь  сейчас заметив нарушителя своих
раздумий одиноких.
     - Я  виноват,  оплошность допустил...  но ведь так можно,
чтоб назад?.. Чтоб возвратиться к жизни?
     - А знаете, - чуть помолчав, неожиданно даже для себя са-
мой ответила фигура.  - и я бы дорого отдала за возвращение  к
жизни.
     - Так... вы тоже???
     - Нет.  - всё так же неспешно она отвечала. - Назад жизни
нет. И не было. Вот если бы впереди... - и через вздох добави-
ла: - А лучше сызнова...
     Хватило обмолвиться парою слов,  давно не слышимых  и  не
говоримых не то что по душам,  но и в простом привете, чтобы в
Крякодейле развилась такая жажда жизни, какой смело все страхи
враз и понесло на излиянья сокровенного впервые.  Он страстным
шёпотом шептал о том,  как любит жизнь,  как  всё  изменит,  а
возвратясь  к  ней,  не даст пропасть ни в жисть.  Ему в ответ
совсем другое:  не в силах, мол, судьбы своей коварством обма-
нуть, как ни пыталась; зачем надеяться на не прописанные в ней
сюжеты? А он того никак не принимал:
     - Ну,  как же?  Разве же нельзя пытаться всё пересилить и
преодолеть?
     - Да  если  б  даже  всё зависело лишь только от меня од-
ной...
     - А от кого же? Тут кто-то есть ещё?
     - Есть... бывает... но скоро убывает.
     Он обходил кругом, садился рядом и снова начинал вещать:
     - Я погиб,  потому что глуп был,  не  ведал,  что  просто
иногда  творю,  хотя  и в малой толике того,  что можно было в
жизни рассмотреть,  уж следовало разобраться и понять, увидеть
и... любить.
     - Любить?
     - Да, любить. Вам это не знакомо?
     - К счастью.  Или к горю - наверно,  так.  Когда  теряешь
всё,  уж безразлично. Но вы так это... произнесли, что показа-
лось, будто светит солнце...
     - Птицы на ветвях щебечут... - проговорил он в тон.
     - Да, да!.. И ветер сердце теребит.
     Они посидели  ещё молча,  всё думая каждый о своём,  и не
могло быть видно, как незнакомка тихо улыбалась.
     - Он меня и погубил. - свернула в грусть она.
     - Кто? Ветер?
     - Да  нет же!  - она дыхнула смехом и продолжала,  плавно
переходя обратно в грусть:  - Мой друг. Из-за него тут я и по-
гибаю.
     - Странно.  Друзья  на то - как сказать? - чтоб  помогать
друг другу. Приятные и важные дела вести; всегда опять же вме-
сте... - сказал, прервавши он дальнейший вздор  о прочих идеа-
лах,  припомня сразу,  где сейчас его друзья,  а где он сам, и
почему притом же.
     - Всё это так, однако, но чтобы вместе... этого не наблю-
далось.
     - Тогда какой же это друг?
     - Вы его не знаете. Он чуден, он как тот же ветер!
     - Может, это он и есть?
     - Пусть так.  - она привстала. - Но их не перепутать: мой
ветер мне не может изменить.
     - Вас предали?
     - Он?..  Так просто не могло случиться.  Ведь,  чтоб пре-
дать, сначала надо бы нарушить клятву, а где ей быть, когда он
просто...
     - Вас не любит?
     Она осела на скамейку вновь.
     - Я знаю это, но... поверить не могу.
     Крякодейл молчал, и было тут о чём подумать.
     - А часом он не бурундук?
     - Да. Как вы угадали?
     И тут ему уже представилась  картина,  как  прославленный
повеса  Чип  (а  кто  ж ещё?) стал причиною ещё одной невинной
жертвы. Впрочем так, чтоб умереть, лишить себя из-за него, по-
нятно, жизни, - это как-то чересчур.  Бывало, буча затевалась,
гадко мстили, писали письма с матерком, но смертью чтоб конча-
лось дело...
     - Его зовут, наверно, - он заволновался. - Чип?
     - Вы знаете его?! - она опять привстала.
     - Ну-у-у... - и отвёл глаза, как будто в темноте это име-
ло смысл.
     - Да нет, не он. Но вы почти попали. Это Дейл. Его вы то-
же должны тогда бы знать.
     Что сейчас творилось с Крякодейлом!  Конечно,  он уже  не
слушал  дальнейшие  рассказы незнакомки про то,  какие чувства
пылают в ней к нему (как к образу,  ушедшему в былое). Всецело
им владела мысль, что он, кроме себя, ещё одну живую душу умо-
рил. Бог весть, но так же, как себя, совсем, наверное, напрас-
но.
     Они искали глазами друг друга, но в темени свернулось всё
в единый ком,  до последней минуты твёрдо державший их во вза-
имной невидимости.  А когда вышла из-за туч полная почти луна,
равномерно их осветившая, обоим стало не по себе.
     - Крякодейл?! - вскрикнула Фокси.

                            * * *
     Сделав ещё несколько предупредительных кругов над прудом,
мышка приземлилась на недавно покинутое место. Жуткое существо
всё так же сидело на скамеечке.
     - Летим! - крикнула, подлетев к нему, она.
     Крякодейл печально оглядел её.
     - Летим ко мне,  говорю! Сейчас гроза начнётся - чего под
дождём мокнуть?
     - Я не умею... не умею летать.
     - М-да. Странно: мне рассказывали... А-а-а! А я-то думаю,
что это ты за мною не гонишься?
     - Зачем же мне гоняться?
     Фокси пожала плечами:
     - Хм-м... Может, ты не настоящий Крякодейл?
     - Может, и не настоящий.
     Она всё ещё недоверчиво медленно подбиралась ближе.
     - Разве ты не говорил, что совсем один?
     - Говорил.
     - Что дома у тебя нет?
     В ответ он лишь вздохнул.
     - Ну... ежели ненадолго... можешь пожить у меня.
     Что-то очень  странное  было в этих словах.  Крякодейл не
мог и помыслить ни о чём подобном и,  особо, увероваться в од-
ной, так и не определившейся для него детали.
     - Ты сказала: "Пожить"?!
     - Ну-у-у да... - где-то до неё стало уже доходить осозна-
ние некоторого неудобства таких предложений. - В общем-то...
     - Постой!  Погоди!  - он завертел,  зажмурясь, головой. -
Именно пожить?
     - А что?  - мышка уже просто оторопела,  сообразя,  что в
ней могли заподозрить самым банальным образом гулящую.
     - ПОЖИТЬ???!!!

                            * * *
     Стал накрапывать дождик,  нимало не  замеченный  поначалу
парой,  сидевшей  в крайнем и взаимном шоке на скамейке за се-
ребристою ивою.  Не станем особо упирать внимание своё на сос-
тояние погоды,  в тот момент начавшей демонстрировать не самое
лучшее из своих проявлений,  и затягивать эту  сцену,  могущую
остаться незавершённой,  застывшей, скажем так, в веках, и да-
дим Крякодейлу наконец отворить клюв.
     - Ты говоришь: "По-ЖИТЬ", - так, значит, ты не умирала?
     - Кто умер? Ты чего? Я полна жизни! - она как очнулась. -
Ты, я смотрю, тоже как вроде...
     - Может, тебе это только кажется?
     - О господи! Да ты никак болен?
     - Может быть... Лучше же быть больным, чем мёртвым, а?
     - Ох ты боже мой!
     - Вроде бы ты говорила, что лишилась жизни из-за Дей... в
общем, одного бурундука?
     - Кто? Да что... да ты меня совсем запутал!
     - Я сам запутался совсем...
     - Идём,  по дороге поговорим ещё.  - и она увлекла его за
локоток.
     Красавица и чудовище - что их могло связать, как не игри-
вая случайность? За летучей мышью в прошлом не наблюдалось ни-
кем той породы извержений доброты и гостеприимности,  в  какую
она ударилась сейчас,  в уютную, несмотря на подходящую грозу,
ночь.  Хотя и наблюдать-то за собою она никому особо и не поз-
воляла,  доверяясь  лишь  хорошо  проверенным  (хотел сказать,
агентам :o) друзьям,  но и от них тщательно скрывала  потайные
уголки своей жизни,  не оставляя и лазейки для откровений лич-
ного и сугубо сердечного разговора;  лишь в своих  сокровенных
мечтах  мостя широкую,  в три полосы,  дорогу к сердцу "одного
бурундука",  для которого всегда была готова не то что лазейка
-  парадный вход с резным крыльцом и томной атмосферой (правда
по невостребованности он был наглухо забит гвоздями.  -  Прим.
авт.).
     - Да-а-а! Я тебе наговорила тут всего...
     - Хочешь теперь меня убрать, как опасного свидетеля?
     - Тьфу ты! Скажешь тоже!
     - Ведь так всегда поступают...
     Мышь остановилась и пристально вгляделась ему в глаза.
     - Чего ваньку валяешь?  Думаешь, если всяких пакостей по-
нарасскажешь, то я поверю в то, что ты - Крякодейл?
     - Да я правда Крякодейл!  - сказал он более уверенно, на-
чиная соображать,  что представляться Дейлом перед ней  нельзя
ни по одному пункту. - Просто в кине всегда так бывает.
     - Ах,  в кине!  - она тогда расслабилась и повеселела.  -
Только телевизора у меня нет,  и вот интересно,  у тебя откуда
он был?
     - Да как тебе сказать, Фокси...
     Она живо на него обернулась.
     - Ты знаешь, как меня зовут?
     - Э-э-э... ты как-то сама проговорилась. - неумело соврал
он.
     - Да разве? Не помню такого...
     - А куда ты всё меня ведёшь?
     - Странно.  Ты как-то выборочно запоминаешь.  Мы  ко  мне
идём. Это здесь, недалеко, мы почти что у цели.
     - К тебе? Нет, я не пойду. - он упёрся и встал упрямо.
     После начавшихся  раскатов  грома и протёкших небес такой
финт выглядел потрясающе для впечатлительной Фокси.  Начиная с
того времени,  как она повторила петлю Примакова и вернулась к
роковой лавочке у пруда,  мучимая подозреньями  и  защемленьем
чувств,  крайне тонких и мистических, мышка пришла к тому, что
ничего не понимает уже в жизни. Повзрослела, скажу откровенно.

                            * * *
     Вся комната  оказалась сплошь завешенной множеством рисо-
ванных портретов,  выполненных угольком на случайных  обрывках
бумаги,  несходного  формата  и  разного  приложения стараний,
вплоть до вопиющей небрежности (насколько вообще хорошо  можно
было выучиться рисовать крылом. - Прим. авт.)
     - Это всё он - тот самый Дейл.  - Фокси поспешила  объяс-
нить  явную  портретную повторяемость в композициях.  - Правда
красивый?
     Её слова  звучали с такой гордостью,  что было бы неловко
ответить "нет",  но Крякодейл почему-то проглотил язык и лишь,
поражённый, озирался.
     Он никогда не был здесь,  в храме культа  своей  личности
(или навсегда не своей?), потому и совокупное впечатление было
для него ошеломляющим.
     А как  бы  ты,  дорогой  читатель,  уж не проникся тонким
чувством,  когда б увидел где своё и без того для себя  редкое
изображение в виде заправской иконы в картонном киоте со всеми
каноническими атрибутами:  нимбом, надписью "св.Имярек" и под-
вешенным подобием лампадки с торчащими изо всех щелей тлеющими
палками-вонялками?  Да ещё местный служитель культа  отрешённо
прикладывался бы к ней губами?
     Когда взгляд Крякодейла  поднабрался  смысла  и  перестал
блуждать  хаотически,  желанию  его утвердиться на каком-то из
рисунков неожиданно помешала сама Фокси.  Она загородила рису-
нок собой и, чуть замешавшись, пояснила:
     - Ну-у... это я не могу показать. - и спрятала рисунок за
шкаф.
     Что-то было, видать, не совсем приличное.

                            * * *
     К слову сказать будет, с этого примерно времени Фокси без
прошедшей боязни уже смотрела на своего ненарочного  постояль-
ца.  Многих  же  его  кошмарный  вид заставил бы содрогнуться,
увидь вблизи себя такое чудище. Впрочем и она, поначалу видав-
шая его лишь в полутьме ночной,  в которой,  как известно, всё
видится не так, а как скорее хочется увидеть; так вот, зажёгши
свет в своей прихожей, мышь едва не лишилась остатка истрёпан-
ных за день чувств, когда увидела вошедшего за нею Крякодейла.
Это был удар,  в некотором роде, отрезвляющий от радости набе-
жавшей было романтики,  и её первый налёт выродился  в  мутный
осадок,  который,  как говорится,  и остался.  Благородство её
подтаяло до форм благотворительности,  вынужденной больше нор-
мами  приличия,  раз  сама зазвала к себе его на постой;  хотя
Фокси ещё и не раз подумала,  чтоб выпихнуть это чудовище  об-
ратно на улицу.  Тем более что само оно стояло,  не зная, куда
бы деть свой взор,  и только переминалось в дверях с  ноги  на
ногу.
     - Ты бы умылся,  что ли? - несколько резко она его осади-
ла.
     Крякодейл вгляделся в придвинутое ему зеркало и  обомлел.
Нет,  конечно, примерно он представлял себе нынешнее обличие и
давно не сомневался в своей "природной" красоте  как  средству
отпугивания ворон,  однако,  как говорится,  лучше же раз уви-
деть, чем сто раз представить...
     Он смотрел и ужасался, а в ответ потузеркальный Крякодейл
отвечал полной взаимностью и синхронно шевелил волосами на го-
лове.
     - Ну, вот и я говорю: мыться надо хоть иногда. Ванная вот
там.  - летучая мышь указала ему,  приходящему в себя,  на не-
большую дверь и ехидновато добавила: - И пугаться тут нечего.
     Крякодейлу не  оставалось ничего,  как подчиниться и,  по
возможности не оставляя следов на полу,  поплестись по указан-
ному адресу, откуда после получасового гремления тазами он вы-
шел чистый и насквозь пропахший хвойным шампунем.
     - Ну,  здравствуй, дерево! - сказала она тем же неодобри-
тельным тоном и испустила довольно косой на  него  взгляд,  не
надеясь уже на то, что хотя бы капелька растраченного целебно-
го шампуня ещё осталась в пузырьке.
     Стоящий рядом  пытался улыбнуться,  действительно немного
от мытья взбодрившись, но лишь исказился в ужимках, ибо пустой
желудок его, нежданно проснувшийся, вспомнил, как ужасно голо-
ден,  и принялся исходить такими острыми позывами,  что Фокси,
глядючи на корчившегося Крякодейла, вновь проявила сострадание
и повела его на кухню,  где среди всяких баночек и скляночек с
разноцветными жидкостями теоретически могла оказаться и еда.
     - Не трогай ничего. Несъедобное это... А, вообще, чем пи-
таются крякодейлы?  - спросила она,  вдруг с замиранием сердца
вообразив, как сама могла бы пойти ему на поздний ужин.
     - Чего едят?.. - замялся он. - Ну там чипсы можно...
     - Крякодейлы питаются чипсами??? - вытянула она, искренне
недоумевая.
     - А что такого?
     - Да  так...  -  расслабилась она.  - Нету у меня чипсов,
есть немного хлебных палочек.
     И, видя, как тот закивал головою, навалила ему полную та-
релку из старой, ещё с прошлой осени завалившейся за холодиль-
ник коробки и найденной при большом удивлении накануне. Госте-
вой мутант набросился на них так яро,  что  Фокси  вскрикнула,
напрасно  только что расслабившись,  и сидела эти немногие се-
кунды,  что ушли на поглощение, в тотальном оцепенении накрыв-
шись с головою крыльями.
     - Я и тарелку могу помыть. - сказал он, на глазах добрея.
     - Ага...  - очнувшись,  показалась она одним глазом из-за
крыла.

                            * * *
     - А я думал,  летучие мыши спят,  вися вниз головой...  -
озадаченно произнёс Крякодейл.
     - Да-да,  и в ночной тиши пугают одиноких прохожих, желая
их свежей кровушки... Меньше ужастиков надо смотреть! - неожи-
данно строго отрезала Фокси, не отрываясь от встряхивания оде-
яла.
     Её нисколько не пугала ни чья дремучая дикость, ни межви-
довые предубеждения (а равно и прочие),  но плохо взбитые  по-
душки  доставляли всегда столько неприятных ощущений шее,  что
отвлекаться на всякие вздорные разговоры было сейчас ни к мес-
ту, ни ко времени. Только пыль стояла столбом...
     - А ты спать не собираешься?  Или так, погостить зашёл? -
и,  не отвечая на крякодейлье мычание, вынула из-под шкафа на-
дувной матрас,  который он тут же узнал по старым пляжным вос-
поминаниям и попыткам его утопить.
     - Я... пойду. - взяв резиновое изделие, сказал тихо он. -
На крылечке,  если позволишь, надую и лягу. Привык я на свежем
воздухе, и потом всё равно: дождь-то кончился, грозы не будет.
     - Иди.  - сказала Фокси равнодушно,  если не сказать, об-
легчённо.
     Через несколько минут,  когда уже рассвет забрезжил и са-
мое время было бы окунуться в нежный сон, раздался взрыв: мат-
рас  лопнул-таки,  дав ранним пташкам лишнюю возможность вволю
покаркать и потрепать крылами.  Фокси подпрыгнула на  постели;
проклиная  эту  ночь,  признала  конец своему дому как обители
спокойствия и умиротворённого одиночества  и,  завернувшись  в
три  оборота  одеялом,  проникла  головою глубоко под подушку.
Только сон не шёл. Или проходил мимо, не задевая своим бархат-
ным  покрывалом и тени безропотно ожидавшей его летучей мышки,
унося последние краюшки её покоя далеко за моря,  где,  навер-
ное, был кому-то более нужен. Ожидаючи его, она всё больше на-
ходила,  что постоялец её всё же возбуждает  в  ней  невольные
опасения.
     - Запереть,  что ли,  дверь от греха подальше? - подумала
мышка и хотела было встать,  да сон неожиданно навлёкся и увёл
её другою дорогою, где в переливе тягучих слов и мелькании ме-
лодий она всё ж таки заснула. Правда надолго ли, сказать нель-
зя,  а лучше бы совсем не засыпала, как думала потом она сама;
хотя та мысль, как и многие до гениальности простые, пришедшая
ведь именно во сне,  гласила:  "День на дворе, все мимо ходют,
смотрют, а у меня-то на крыльце..."
     Стремглав она вскочила,  толком не проснувшись,  и оказа-
лась у двери.  За приоткрытой дверью было солнце,  мелькали по
зенитам птички,  и у самых ног, завёрнутый в матрасе, свернув-
шись на крыльце,  как верный пёс, калачиком, спал он - всё тот
же Крякодейл.  Фокси подёрнула плечами,  коснувшись  утреннего
ветра,  и, понадеявшись на крепкий крякодейлий сон (есть повод
для зависти),  одним махом затащила его на матрасе в прихожую.
Теперь можно было выдохнуть,  на всякий пожарный запереть наг-
лухо дверь и,  упав на кровать,  тотчас забыться, что в доско-
нальной точности и произошло.

                            * * *
     Этой же самой ночью, в час, когда чрезмерный храп преодо-
левает всё,  разве что кроме скорости звука,  Чипу снился сон.
На первый взгляд бы вроде ничего, вполне нормально для сущест-
ва  разумного  и даже где-то рекомендуемо,  но сны в последнее
время шли какие-то не в меру тревожные,  переполненные  драма-
тизма и травматизма,  что и неудобно как-то называть их снами.
Бурундук теребился и трепетал,  подпрыгивал иногда на кровати,
рассматривая  и переживая очередной ужастик с непосредственным
своим участием,  просыпаясь совсем разбитым и подчас  негодным
для  спасательского ремесла.  Кое-что из этих снов пошло бы на
ура в любом кинотеатре  мира  как  самое  злостное  гипер-пор-
но-киллерское  представление;  однако  то,  что  завораживающе
смотрится с экрана и о чём судачат опосля  просмотра,  бывает,
что  и  годами,  даже создаются фанклубы и пишутся бесконечные
продолжения и ремейки,  вот всему этому народиться  Чип  самым
авторитарным  образом не дал.  Временами он по полчаса по про-
буждению сидел на кровати, клацая зубами и трясясь всем телом,
пока  ощущение опасности не проходило само собою.  Несмотря на
силу впечатлений,  он как-то не спешил делиться ими ни с  кем,
уж не говоря о том,  что даже не обмолвился никому,  что с ним
вообще творится.
     Он лёг в постель, не зная, стоит ли ложиться. С первых же
минут сна стало ясно, что недавнее появление Крякодейла не ос-
талось без внимания внутримозговых кинорежиссёров,  и новая их
лента окажется не слабее предыдущих.  Ему показалось,  что  он
проснулся и в том же соцветии чувств,  что и был, когда ложил-
ся.  Чип оглядел полутёмную комнату и опал обратно  головою  в
подушку.
     Шелест. Или тихий звон? Чип прислушался, но не мог разоб-
рать,  какие  силы могут его вызывать.  Он вытянулся,  пытаясь
разглядеть, не прячется ли кто за шкафом. Как вдруг:
     - Чи-ип? - грянуло над самым ухом.
     - А-а-а!  - Чип машинально отскочил и вжался в пух подуш-
ки.
     Как проник сюда этот Крякодейл,  да ещё в каком-то дурац-
ком  балахоне,  в  нелепой  бороде по пояс и посохом а-ля-"Маг
третьего уровня"?
     - А тут, Чипуля, нет никаких недоразумений. Просто пришёл
я по твою душу.
     - З-зачем это?
     - Понимаешь, дружок, Царь Мёртвых призывает тебя.
     - Как же так?!.. Я юн, только жениться собрался...
     - Жениться? Нельзя тебе.
     - Но почему?
     - А судьба, мой дорогой, - видение докоснулось своими хо-
лодными пальцами до бурундучьего подбородка.  - с нею шуток не
выходит.
     - Мы помолвлены уже... - залепетал подавленно Чип.
     - Да?!
     - Вроде...
     - Уже и не помнишь,  что ли? - видение давило его громог-
ласностью.
     - Нет... да... то есть нет.
     - Угу. Посмотрим в Книгу Судеб.
     Видение заглянуло в дряхлую сумку, висящую у него на пле-
че, и долго в ней копалось, кряхтя и ворча неизвестными слова-
ми себе под нос. Наконец на свет появился толстенный том, весь
пыльный и местами изъеденный временем.
     - Та-а-акс,  бежим по оглавлению,  - молвило оно,  листая
книгу.  - "Бурундуки:  Чинарик,  Чинушка, Чинь-Пинь, Чиполино,
Чиркаш..." Чо-то нету. Ах, вот! "Особые случаи". Да, тут есть.
- при этих словах Чип начал сползать вниз по спинке кровати. -
Ну что же? покажу тебе твою судьбу, коли не веришь.
     - А? - Чип встрепенулся, тараща глаза.
     Взор его бессмысленно ходил по бесчисленным  рядам  диаг-
рамм  и графиков,  окаймлённых чуднЫми руническими письменами,
пока не попал неуверенным глазом в то место, куда указывал ему
палец.  Чтобы было лучше видно,  видение сдуло со страницы ос-
танки дохлой мухи, судя по сохранности нашедшей здесь покой не
менее, чем за триста лет тому назад.
     Чип ничего не понимал в  блок-схемах,  посему  ещё  более
скуксился.
     - Ромбом обозначается оператор выбора ключевых  поворотов
жизни.  -  начало гнусаво объяснять видение.  - При выполнении
условия,  обозначенного внутри него, идём в направлении судьбы
по стрелке "Да". Видишь стрелку?
     - И-и?
     Видение перелистнуло страницу.
     - Так,  это потом, а сейчас гляди на случай, когда "Нет".
- видение строго поглядело в сторону Чипа,  едва живого и туго
слышащего. - Слышишь, нет?
     - Да. Нет. - механически ответил тот.
     - Угу.  Значит,  смотрим "Нет".  - и видение углубилось в
расшифровку.  - Так,  друг мой, у тебя тут всё в цветах и нес-
кончаемом счастье!  Когда "Нет",  жизнь твоя как нельзя  более
длинная,  -  оно приложило  кривую,  служившую также закладкой
жизнемерную линейку к размалёванной странице.  - до ста лет  с
хвостиком.  Плюс коэффициент удовлетворённости прожитой жизнью
- о-хо-хо!  - 0,98! Это на три сотых более, чем у актрисы Чуни
Шпритцкулен,  которой ты сам подсылал букетики.  Вот видишь, я
же всё про всех знаю. - видение осклабилось во всю ширь своего
клювища и, очевидно, глумясь, погладило бурундука по головке.
     Чип, выслушивая более чем внимательно,  сглотнул, всё ещё
не понимая,  в чём же тут для него состоит опасность.  Видение
же продолжало:
     - А ты, дружок, не расслабляйся. Это путь, как я понимаю,
тобою отринутый.  Вот гляди  к чему  приводит - неизбежно, за-
меть! - решение пойти по направлению выбора "Да". - и перелис-
тнуло ещё страницу.
     - Что  это?  - промямлил Чип,  вглядываясь в единственный
увиденный на ней схематический рисунок.
     - Руническая подпись гласит, что это гигантская мясорубка
кустарного производства. - видение смотрело на бурундука неот-
рывно, словно желая, чтоб тот сам догадался, какое значение на
последнюю страницу судьбы может оказать,  пусть кустарная,  но
таки мясорубка.
     Бесполезно. Чип бессмысленно моргал глазами и всё  подав-
ленно мямлил:
     - Это я? я?
     - Да,  в случае выбора направления "Да".  Тут ещё помета:
"Вещдок.  Архивный номер 129188".  Сейчас поищу... А если тебя
всё-таки заинтересует,  что за условие было предначертано тебе
- ТЕБЕ, заметь! - для выбора своей же судьбы, то гляди вот сю-
да. - оно махнуло несколько страниц назад, так что в Чипа пах-
нуло прелой трухой.
     - Тут явное указание на брак.  Ну,  оно и понятно, к чему
это вечно приводит...  Итак,  изображено два пересечённых, ти-
пично свадебных кольца;  одно странное,  такое в виде знакомой
какой-то штучки...  Не разберу...  то ли  шайбочка  какая,  то
ли... как то бишь её? Шестигранная такая...
     Кабы сны у бурундуков могли быть  цветными,  то  со  всей
явью можно было бы,  не напрягаясь, различить новый оттенок на
чиповом лице; но сказать в точности, что за цвет, думаю, никто
бы не решился.
     Всё чем-то гремя,  видение копалось в своей  безразмерной
сумке, в итоге выудив какой-то ошмёток с биркой "N129188 фраг-
мент ноги бурундука Чипа, полученной посредством... и т.д."
     - Вот и решай теперь, по какому пути идти. Как говорится,
направо пойдёшь... - видение ухмыльно подмигнуло ему. - А  это
тебе.  Теперь, когда ты знаешь алгоритм своей судьбы, это ни к
чёрту не нужно. Дарю, женишок. - оно сунуло очумелому уже Чипу
в лапу сей фрагмент и потерялось мгновенно в воздухе.

                            * * *
     Пробуждение не заставило себя  ждать.  Сквозь  продранные
веки показалась комната,  в точности та же,  что и виденная во
сне,  да как бы сном вся завешенная,  до самых потолков навод-
нённая духами потустороннего мира,  так что порогу чувств, за-
вышенному на время сна, нельзя было снизойти до уровня обыден-
ного бодрствования. Бурундук вскочил и осел на постели, совсем
не ведая,  где находился,  во сне или наяву. Хотел было что-то
произнести,  да связки не послушались,  а уши не хотели ничего
больше слышать.
     - Чип! Ты проснулся... - для него как будто этими словами
очертился мир, пропавший ненадолго из сознания.
     - Ты так кричал! Я боялась, не заболел ли ты...
     Чей-то до боли знакомый голос.  Только сейчас Чип  понял,
что это говорил не он.  Более того, можно подозревать, что это
была она.
     - Чип,  что с тобой? Почему ты молчишь? - голос за кадром
начал волноваться.
     А он  не  мог  ответить,  потому как вся действительность
сошлась для него сейчас на одном проявившемся предмете,  кото-
рый  он  всё так же сжимал в лапе и который не было сил отбро-
сить,  да и после пережитого уж незачем. Чип не мог разглядеть
-  глаза  померкли  - зато самой ладонью было можно с трепетом
ощущать эти пальцы оторванной ступни,  их нежную мягкость, ко-
готки...
     Пальцы внезапно зашевелились...  Они были тёплые, как жи-
вые,  и,  что казалось убийственно жутким, очень ласковые. Мо-
жет, не стоило их поглаживать? Вдруг ожившая ступня сама собою
поднялась и принялась гладить его по лицу.  Чипа в который раз
прошиб пот.
     - Сладкий мой,  ответь же!  Может...  - вновь зазвучало в
тиши, и это было уже невыносимо.
     Усилием пробудившейся  воли  бурундук очнулся и подхватил
взором бывшее рядом живое существо. Конечно, то, что он тут же
отбросил от себя,  было не оторванной ступнёй, а милой гаечки-
ной лапкой,  вполне доброкачественно соединённой  с  остальным
телом, живой и здоровой. Мышка сидела на кровати рядом с ним в
ночной сорочке и очень взволнованно на него глядела.  Увидавши
Гаечку,  Чип заорал пуще прежнего,  будто увидал мышь не он, а
человеческая женщина.  Голос его прорезался,  и,  тыча  в  неё
пальцем, он прохрипел:
     - Т-т-ты?
     - Ну, конечно же, я, Гаечка. Что с тобой?
     Ничего тот не ответил,  и та нервическая суета,  в  какую
сейчас довелось ему попасть,  гарантированно уже не могла спо-
собствовать осмысленной речи.
     - Чего залез под одеяло? Не прячься, это уже не смешно!..
В самом деле,  и так всю уже напугал...  Вот возьму и не приду
больше к тебе ночью...  Куда ты бежишь? Чип! - увы, все причи-
танья были бесполезны и даже ещё более  ускоряли  обороты  его
никак не оторванных пяток.
     - Не стану же я за ним гоняться? Вот ещё! - сказала она в
пустоту.  - Хотя,  может быть,  ему в самом деле плохо?.. Чип,
постой! - и выбежала за ним из комнаты.
     - Ааааааааааааааааааааааааа!  -  пожалуй,  это был единс-
твенный слышимый звук в доме,  что можно было позже разобрать.
Позже и примерно до утра.

                            * * *
     По прошествии нескольких дней,  ушедших в небытие легко и
непринуждённо,  как и всё то,  чего не может быть жаль, Кряко-
дейл обвыкся в фоксином домике и  даже  начал  помогать  вести
несложное её хозяйство, мимоходом привнося в него свои элемен-
ты, на что хозяйка (при их относительной безобидности) отвеча-
ла  заливистым  смехом и притчами о неразумии и бестолковости.
По крайней мере слово "рационализм" было ей известно не понас-
лышке. Когда в её словах начали мелькать определения типа "го-
ре ты моё луковое",  Крякодейл понял, что выгнан уже не будет,
и старался угодить хозяйке пуще прежнего.
     Кроме баночек-скляночек,  к которым прикасаться было  ему
категорически  запрещено,  у  Фокси  было ещё много заповедных
зон.  Одной из них был, не постесняюсь сказать, целый сад все-
возможных растений в горшках,  занимавший не менее двух третей
всего помещения. Всё это надо было поливать, и мышка даже рада
была  отдать  полномочия полива в лапы,  фигурально выражаясь,
чаще бывающему дома Крякодейлу.  Надо ли объяснять, что расте-
ния  этого сада были достаточно редки и чуднЫ для того,  чтобы
не быть требовательными к уходу за собою, и поэтому под чутким
руководством хозяйки Крякодейл взялся усердно постигать основы
садоводства и прочей ботанической науки.
     - Вот  это цветок-росянка.  - вещала Фокси менторским то-
ном. - Не трогай лапами! Стряхнёшь с неё росу - погибнет. Надо
следить, чтобы росы было на ней много и по всей её зелёной по-
верхности. Ты слушаешь меня?
     - Да, ага...
     - Вот,  значит... поливается исключительно йодным раство-
ром, обязательным элементом питания для...
     - Чем-чем?
     - В банке стоит, видишь?
     - Угу.
     - Польёшь в двенадцать часов, вечером в шесть. По полчер-
палки на горшок.
     - А вдруг просплю, что тогда?
     - А не дашь раствора ему йодного,  потом  роса  останется
скоро только на его ветвях.
     - А листья его как-нибудь сами али  не  доносят  росы  от
ветвей и чахнут?
     - Да.  Точно так,  догада. На лету, смотрю, уже ухватыва-
ешь!
     - Да ладно...  - мялся смущённо Крякодейл, что для такого
чудища выглядело и вовсе умилительно.
     Жизнь, правда,  по большей части у каждого  велась  своя:
Фокси почти на весь день улетала "на работу",  а менее продол-
жительное тёмное время суток проводила в своей постели,  в  то
время как Крякодейл при солнце отсыпался,  а ночью выбирался в
парк погулять, или "на охоту", как он сам говорил. Так что они
пересекались  главным  образом за завтраком и ужином,  которые
Крякодейл настропалился приготавливать из трансгенных кабачков
и прочих мудрёных растительных живностей,  коих Фокси достава-
ла, несмотря на острый их в стране дефицит, из каких-то закро-
мов и всё целыми вёдрами.
     Крякодейл уже отныне не пытался подстраиваться  под  ритм
жизни  своей  хозяйки и переходить на дневной образ жизни.  Он
возлюбил ночь,  как многие любят день, а день, напротив, приз-
навал за никчёмное время, что те же многие в точности повторя-
ют про ночь.

                            * * *
     Их, мирно дрыхнувших по своим комнатам, неожиданно разбу-
дил стук в дверь. Крякодейл и не пошевелился, продолжая пости-
гать радости неотъемлемого полуденного сна,  непрерывного даже
в том случае,  как если бы кто и запалил из пушки,  желая  его
срочно добудиться.  Фокси тоже не хотелось подыматься: сегодня
был для неё выходной, праздник лености и немытой посуды, пото-
му  посторонние  звуки  были ею старательно игнорируемы до тех
пор,  покуда непрошеные гости не  начали  тарабанить  в  дверь
сильнее и кричать тревожно громкими и,  что самое возмутитель-
ное,  нехорошими словами.  Она вынула из ушей ватные  затычки,
которые приспособилась использовать против ночного присутствия
Крякодейла,  не всегда умеющего соблюсти подобающую тишину,  и
только  теперь  разобрала в задверных криках голоса не врагов,
но спасателей, что, в сущности, было... намного хуже.
     В поднявшейся  суматохе едва не был достигнут мировой ре-
корд по скорости приведения внутреннего убранства  в  божеский
вид, маскировке от возможного сглаза посторонними разного рода
тайных  эликсиров  и  приравненных   к   ним   гомеопатических
средств... - всего пятнадцать наименований видов спорта, вклю-
чая самый актуальный - упихивание сонного Крякодейла  в  шкаф,
где он мгновенно перепугал всю моль и поначалу обчихался. Этим
она спасала его от спасателей (соответствующая  медаль  уже  в
отливке. - Прим. авт.).
     Наконец дверь была распахнута, к большому удивлению извне
стоящих,  готовых уже на аварийный взлом.  И когда подналёгший
на дверь Чип был впущен кувырком внутрь, увлекая собою открыв-
шую ему Фокси, стало ясно, что значение тревоги было несколько
преувеличено. Гаечка осторожно заглянула в дверной проём.
     - Ау! Где вы? Не ушиблись?
     Издалека послышались кряхтения и стоны.
     - Мы  неслучайно  зашли.  - сказала мышка и вошла внутрь,
выгадывая маломальское движение в полумраке комнат. - Обычно у
тебя не заперто, а тут вдруг забаррикадировалась с полною све-
томаскировкой.  Нам показалось в связи с  недавними  событиями
это  странным.  Кругом опасности бродят...  - она увидела их у
самой кровати, лежащих в обнимку. - Я вам не мешаю?
     - Ты не помогаешь.  - зашевелил языком Чип.  - Разними-ка
лучше нас, а то я лап совсем не чувствую.
     - Вот и пускай тебя куда-нибудь одного! - сказала мышка с
упрёком и принялась развязывать узел из крыльев,  голов, хвос-
тов и лап.
     Не сразу, но всё же это получилось, и отсоединённый вско-
ре Чип, желая подняться, опёрся локтем на кровать, в то место,
где лежал один из портретов Дейла, который летучая мышь не ус-
пела в замешательстве спрятать.
     - О господи! что это? - изумился он, вертя в лапах бумаж-
ку.
     - Вот чего же ты наделал?  - не дала ему насладиться  ис-
кусством Гаечка.  - Гляди,  чего натворил!  - она указывала на
Фокси, лежавшую без сознания. - Спасти от Крякодейла её хотел?
Вот и спас.
     - Да ладно! Сейчас очухается...

                            * * *
     - Давно  ли ты видела Дейла?  - спросил бурундук у Фокси,
когда она очнулась и расположилась отвечать.
     - А почему ты спрашиваешь?  - переспросила она,  обернув-
шись.
     - В некотором смысле,  мы его ищем. И очень вероятно... -
он помедлил. - что ты можешь знать, где он.
     - Да  откуда мне-то знать?  - ответила Фокси,  растягивая
речь, и невольно ощутила, как наливается краской.
     - Ты,  видимо, не понимаешь. - сказал Чип со всею серьёз-
ностью. - Он пропал.
     - Как?! - и сердце её упало.
     - Да сначала мы думали,  - проявилась голосом  Гаечка.  -
что Дейл обиделся на что-то и в одиночку пошёл,  как собирался
в таких случаях, на Северный полюс...
     - Но потом выяснилось,  - встрял бурундук. - что все вещи
его остались дома.
     - Не мог же он уйти, ничего не забрав? - подвела итог Га-
ечка.
     Фокси испуганно их оглядела.
     - Но это ещё ничего не значит! - залепетала она.
     Видя, что  толку от разговоров с нею обнаруживается мало,
Чип зашёл в лоб:
     - Что ты можешь сказать о Крякодейле?
     Её губы сошлись и больше не разминулись.  Она  ничего  не
могла сказать.
     - Дейл пропал именно в тот день, - тем временем продолжал
Чип.  -  когда  появился коварный Крякодейл.  А зная,  что эта
тварь поедает всех подряд, не исключается версия...
     - Зачем так сразу говорить? - сокрушалась Гаечка, приводя
в сознание Фокси по второму разу.  - Нельзя быть таким  жесто-
ким!
     В ту же секунду из-за крыльца показалась физиономия  Рок-
фора.
     - Ты ещё повыше не могла свой скворечник  расположить?  -
сказал  в  толпу  он,  в  измождении  пытаясь закинуть ногу на
крыльцо, и то и дело теряя равновесие.
     - Напрасно  лезешь:  она ничего не знает.  Давай вниз.  -
сказал, выйдя наружу к свету, Чип.
     - А кто сказал:  "Давай за нами"?  Нет, я не понимаю! До-
лез,  и что, давай обратно?! Щас вылезу и кое-кому правда дам!
- ворчал Рокфор,  пока мерение силою с собственной тяжестью не
привело к честной победе второй,  а первый не оказался быстрё-
хонько внизу, чтобы охать и тереть ушибленные бока.
     - Ну-у,  мы пошли... - сказала извиняющимся тоном Гаечка.
- Если будет что сообщить,  заходи к нам на огонёк. - и, выйдя
на крылечко, помахала лапкой.
     Фокси мотнула только головой,  смотря в пол и не реагируя
на улыбки. Из этого состояния через пару минут вывел её Кряко-
дейл, с грохотом, присущим колеснице, вывалившийся из шкафа.
     - Можно, я всё-таки на диванчик прилягу? - собравши силы,
спросил он.

                            * * *
     - Я всё знаю!  - сходу огорошила её Тами.  - Ты прячешь у
себя Дейла.
     - С чего ты решила?
     - Я в полном курсе ваших отношений и одобряю твой непрос-
той выбор.
     Фокси смотрела на неё, как на тронутую.
     - Бурундуки - они такие славные!  - продолжила белочка. -
И в то же время очень хорошо, что ты выбрала именно Дейла.
     - Не выбирала я...
     - Ой, да будет уже! Я знаю даже больше, чем ты. Мы вместе
можем даже объединить усилия для... для... для того, чтобы ещё
более их к себе привязать.
     - Кого это - их?
     - Ну-у, Чипа и Дейла, конечно.
     - Ты разве дружишь с Чипом?
     - Когда я это скрывала? Всем говорю: Чип - мой суженый.
     - А он что говорит?
     - А о-о-он... говорит, что любит меня.
     - Так и говорит?
     - Ага.  Ещё  добавляет:  "Единственная".  - Тами таяла на
глазах.  - Я правда внимания не обращаю;  так, даю иногда себя
поцеловать, но только в щёчку, чтобы не угас его интерес к же-
нитьбе.
     - Я слышала, всё совсем по-другому.
     - Врут.
     - Сам Чип как-то признавался...
     - Да?!.. - Тами задумалась. - Ну сама подумай, как он мог
бы правду выдать? Он у меня скромный. Ни за что бы не...
     Тами резко вздёрнула палец,  требуя тишины,  и повела но-
сом.
     - Думаешь, я не чувствую здесь мужской запах?
     - Правда: запах бурундучий.
     - Вот я и говорю: Дейла прячешь.
     - Только это Чип сегодня заходил.
     - Вот как? Это зачем??? - белочку как подбросили.
     - Ну-у-у, мы поиграли немножко в мячик...
     - Говори правду!!!
     - И чего ты кипятишься? - отвечала со спокойствием Фокси.
- Я даже выиграла. Но потом он лопнул.
     - Кто?
     - Мячик.
     - Ты меня обманываешь.  - сказала,  прищурясь, Тами через
долгую паузу.
     - Конечно,  обманываю.  Ко  мне давно никто так просто не
заходит. Если только по какому делу.
     - Так, значит, он не лопнул?.. В смысле, нет! По делу за-
ходил?
     - Искали Дейла. А я не знаю, где он. Правда. Может, и нет
его больше...
     - Да брось ты! Отыщется... Ещё с Северного полюса льдинок
привезёт. Таких больших. Если по дороге не растают...
     Белочка, вертя усердно по сторонам головою, давно выиски-
вала признаки мужского присутствия в помещении,  но надо знать
хорошо Фокси,  чтобы увериться в её превосходном умении маски-
роваться и преображать,  так чтоб отсечь и самую тонкую ниточ-
ку,  способную привести к оргвыводам. Кроме, может быть, ляпов
совсем иного рода...
     - Ага!!!  -  возликовала Тами,  бросив случайный взгляд в
слегка отворённую ветром дверь,  ведущую в соседнюю комнату, и
мигом бросилась к ней.
     Стоило применить большие усилия летучей мышке, чтобы опе-
редить  её и по-вахтёрски встать на пути у захлопнутой наскоро
двери.
     - Ну я чуточку! - взмолилась белочка.
     - Нельзя!
     - Ух, какая ты жадная! Поглядеть ведь только!
     - Вот и пускай тебя домой после этого! Уже бы призналась,
кто там, а теперь нет. И не проси.
     - Ладно, не хочешь говорить, кого себе завела, и не надо.
Потом  всё  равно просветится.  Тем более мне показалось,  что
там, у тебя на диване, всё-таки лежит...
     - Это не Дейл. - сказала Фокси шёпотом.
     - А кто тогда??? - не менее заговорщицки зашептала подру-
га.
     - Крякодейл.
     Белочка отпрыгнула,  смахнув  хвостом  со  стола какую-то
пустую склянку.
     - Что? страшно? - улыбнулась Фокси.
     - Фу-ты! - передёрнулась Тами, пытаясь вернуть своё лицо.
     Она с  минуту  сидела молча,  что можно посчитать за ред-
кость.
     - Так у тебя новый парень какой-то завёлся? - снова нача-
ла она. - Не, я не понимаю, а как же Дейл? Что, с ним уже всё?
     - Сама не знаю,  что со мною творится! - ответила грустно
мышка.
     - Так-так-так...  Всё понятно! - сказала Тами, пододвига-
ясь поближе.
     - Ничего и не понятно...

                            * * *
     Светила ясная луна, производя штатное озарение своим ров-
ным, пригодным разве что для романтических гуляний по кладбищу
светом.  Кузнечики внизу давно умолкли, птицы оттрубили отбой,
и  всё  обратилось вокруг в уютное для Крякодейла приятствова-
ние.  Он сидел на крылечке,  выстругивая ножиком  колышки  для
поддержки  новых горшечных растений,  и не заметил,  как сзади
тихонько подобралась Фокси.
     - Гав! - пискнула она из-за его спины.
     Крякодейл вздёрнулся и выронил нож.
     - Чуть не порезался!  - когда пришёл к нему голос, произ-
нёс он обиженно, обернувшись на неё.
     - Прости...  - растерянно заговорила она.  - Я думала, ты
не испугаешься...
     Собрав в охапку колышки, он передал их молча мышке и явно
изготовился шагнуть с крыльца.
     - Уходишь? - всё ещё виновато лепетала Фокси.
     Он помедлил, развернулся; словно собираясь долго с мысля-
ми,  стоял, понимая прекрасно, что незачем размолвки заводить,
и вдруг возьми да скажи:
     - Не ел я никого. Никогда не ел. Представить даже не могу
такого...
     - Я знаю... - молвила она.
     - Значит ты не зла ко мне?
     - Откуда же? - и мышка невольно улыбнулась.
     - Ну,  не знаю, что ты можешь думать... - сказал он осто-
рожно, давя последние оплоты разыгравшегося было недоверия.
     - Просто иногда мне становится страшно.  - она  взглянула
ему в глаза.
     - О чём ты? - не понял сбитый с толку Крякодейл.
     - Ой, это я о своём. - смутилась мышка. - Бывает так, что
даже плохо сплю.  Сейчас вот не могу уснуть. - и, вновь подняв
глаза, шепнула вкрадчиво: - Не уходи...
     Они опустились на крылечко и сидели,  рассматривая ночь в
четыре глаза,  по разные стороны видя единую мглу, и во взаим-
ном смущении каждый ожидал,  пока кто-нибудь не изловит доброй
мысли и не заговорит первым.
     - Мне кажется иногда, что знаю тебя очень давно, словно в
детстве далёком только расстались... - молвила тихо Фокси.
     - А это ничего, что я такой страшный?
     - Ну какой же ты страшный?  Ты страшных не видел. - улыб-
нулась Фокси. - Ты добрый. Это сразу видно.
     Крякодейл потупился и не отвечал. Тогда она его спросила:
     - Расскажи, а то я не знаю, где водятся крякодейлы. Дале-
ко, должно быть?
     - Они всюду.
     - Да?!
     Он вздохнул протяжно,  собираясь с мыслями, и начал расс-
казывать:
     - Они получаются внезапно,  всё решает один нелепый  слу-
чай. Как не выбирает никто, где ему родиться, так и крякодейлы
происходят вне пожеланий и получают ту самую внешность, что ты
можешь, когда настанет день, в моём лице увидеть. Так я родил-
ся крякодейлом, как и ты - летучею мышкой. Случай, просто слу-
чай.  Труднее не появиться,  труднее выжить. Мы не живём семь-
ями,  никто из нас не знает своих родителей и может  до  конца
жизни не увидеть ни одного своего собрата. Нас все сторонятся,
сочиняют про нас мерзости,  как будто могут их сочинить иначе,
как не выстраивая их по своему же подобию и тому,  на что сами
могут быть способны.  Я не знаю никого из крякодейлов,  кто бы
смог  пойти  на подлость,  на предательство.  Да и всякий злой
умысел погибает в сознании любого из нас задолго до того,  как
пойти в оборот.  Как-то уж так устроено, и, по-моему, это пра-
вильно,  что хотя бы у кого-то на Земле бывала  б  чистая  со-
весть,  защищённая той силою правоты, какая сопутствует жизне-
деятельности каждого спаса...  - он почти вовремя осёкся, едва
не сойдя с только что проложенных рельс.
     Если б не эта лёгкая заминка, он бы рассказывал ещё долго
про крякодейлов, особенности их природной натуры и высокие мо-
ральные качества, передаваемые путём некоей связи со всекряко-
дейловым  астральным  братством;  не  позабыл бы упомянуть ка-
ких-нибудь небылиц с примерами из прошлых жизней, когда он ещё
не бывал Крякодейлом; о том, что может легко из фоксиной жизни
"припомнить" интересные случаи,  и не только из текущей,  но и
из прошлых; а также (только надо долго помедитировать) сказать
вполне определённо,  в которой по счёту жизни Фокси  ей  самой
доведётся стать крякодейлицей. Словом, всё это фантазийное ве-
ликолепие осталось пылиться в запасниках,  поскольку Крякодейл
заметил, прервавшись, что Фокси, слушая его, уже мирно уснула,
опершись подбородком в его плечо.  Он прождал долго,  не желая
её будить, а увидя крепость её сна, перенёс осторожно её в дом
и уложил на кровати,  чем заслужил назавтра удивлённый  вздох,
что ей и вовсе их беседа на крыльце приснилась.

                            * * *
     Кусты хрустнули, неосторожно раздвинутые, и в лунном све-
те  показался  широкий  утиный нос.  В казавшейся тиши бродили
привидениями дымки утренних туманов,  из низко  расположенного
дупла раздавалось дурно согласованное пение о потерянной моло-
дости и гроше, греющем душу. На противоположной стороне дороги
тоже не спал какой-то скворец:  выставленная на подоконник до-
потопная керосинка безбожно коптила и светила  из  дупла,  как
подбитый глаз в крайней степени удивления.
     Послышался ещё больший хруст, и вот уже вся тёмная фигура
выползла на свет ночной с намерениями, не предполагающими осо-
бых церемоний с захваченной,  если выгорит,  жертвою. Попадись
кто на дороге, в плохо скрытой норе или неважно прибитом скво-
речнике - все оказывались в клыкастой пасти диковинного зверя.
Жаль, что это было лишь игрою...
     Крякодейл замер,  учуяв на сменившемся ветру  присутствие
поблизости кота или кошки. И верно: на полянку вышел, держа по
традиции вытянутые вперёд лапы,  какой-то незнакомый лунатик и
пересёк  её осторожными шажками.  Цель была помечена и условно
съедена.
     За эту ночь в копилку также попали новых,  ранее не отме-
чаемых:  23 гнезда, 4 дупла, 7 нор, четверо праздно шатавшихся
по парку и напугано до смерти двое воров, пытавшихся пробрать-
ся в дупло к ранее помеченной,  ушедшей ночевать к соседу  бе-
лочке.
     Теперь не мог никто сравниться с нашим ночным охотником в
деле  ориентации  на ближайшей пересечённой местности,  где он
мог с некоторой поры передвигаться и с закрытыми глазами.  Для
достижения поставленной цели - условно выбить всю дичь - нынче
уже требовалось уходить в наиболее глухие и  отдалённые  части
парка,  где народу водилось поменьше, а местами и вовсе бы ус-
ловному хищнику условно же было не прокормиться. В этих краях,
куда  приближался сейчас Крякодейл,  живали не сказать отбросы
общества,  но граждане морально себя уже,  по нашему  понятию,
готовящие  к  непринятию в рай за нерадение о соблюдении заве-
тов,  законов,  постановлений,  договоров, правил, инструкций,
предписаний,  распоряжений и множества иных конвенций, до кучи
ими презираемых;  анархисты, одним словом. Разговоры среди них
можно  было  вести  только  о  благе и благости,  ежели вообще
кто-то сторонний мог найти для себя радость в разговорах с ни-
ми.  Только Крякодейлу это было всё одно:  он не разговаривать
туда направлялся.
     Где-то далеко,  в городе, на пределе нервов вдруг заскри-
пели тормоза,  ещё не раз окинув неровным эхом весь парк,  го-
нявшимся с края на край,  отфутболиваясь от плотных рядов зда-
ний,  примыкающих к парку почти по всему его периметру. Кряко-
дейл замер в который раз, пережидая в кустах недовольные возг-
ласы на шум поднявшихся птиц, что им-де вечно не дают спокойно
отдыхать и прерывают их чуткий сон.
     Впереди завиделась хорошо  утоптанная  тропинка,  которая
вскоре  привела к небольшой затемнённой лужайке,  в стороне от
коей мерцал тихий огонёк.
     - Ага!  - шепнул себе Крякодейл, предвкушая условное мас-
совое заклание,  когда в ближнем рассмотрении разглядел у кос-
терка несколько освещённых теней.
     Стороною обойти показалось для него излишне,  и он напра-
вился напрямки через лужайку для детального выяснения диспози-
ции ближе к источнику света и неподвижно  сидящим  возле  него
кротов. Внимание его было всецело направлено на добычу, он шёл
на неё ходом заправского ловчего, хищно вглядываясь в уже раз-
личимые лица, воздев длани для последнего броска (это в шутку:
всё равно ж никто не видит. - Прим. авт.), как внезапно ощутил
хорошо  знакомое ему отсутствие земли под ногами и плюхнулся с
большим шумом куда-то вниз.
     Охотник попался сам в ловушку,  из которой выбраться было
сложно - охотник на охотника был не в пример хитёр - кроме то-
го,  что  яма  была вырыта до безобразия точно посреди дороги,
она ещё и была нарочно наполнена  какой-то  неведомой,  умори-
тельно  затхлой  жижей,  умаслившей все берега настолько,  что
Крякодейлу пришлось делать всё, чтоб не то что вылезти, а хотя
бы в ней не захлебнуться.  Речи уже не шло о том, чтобы затих-
нуть, раз уж Крякодейл выдал себя, провалившись в прямом и пе-
реносном смысле этого слова.  Он хотел просить о помощи, когда
расслышал бормотание над головою,  да рот раскрыть  в  слизкой
грязюке было невозможно.
     - Что там? - спрашивал один голос.
     - Не знаю, батюшка. - отвечал второй.
     - Кажись, знамение! - воскликнул третий.
     - Гляди, гляди! - шептал ещё один, наблюдая, как всё вни-
зу бултыхалось и клокотало,  напоминая чем-то уменьшенную  мо-
дель грязевого вулкана в действии.
     - Братья!  - прозвучал торжественный голос. - Несите нашу
дарохранительницу сюда, к купели священной, и воздадим должное
духу нашему - сойдёмся дружно в ночном челобрении  и  возымеем
всю силу от духа сего!
     Можно много говорить о чудесах,  о воскрешении мёртвых, о
левитации,  о  предсказании  судеб,  и в их числе судеб вещей,
безвременно пропавших;  однако надо было видеть глаза  кротов,
не чаявших в волнении купельном разглядеть вполне антропоморф-
ную фигуру,  всё ж как-то ухитрившуюся вылезти на берег, чтобы
понять простую истину, что чудес реальных не нать народу ника-
ких,  кроме разве что вообразимых и потому отчасти безобидных,
с  фантазийной  лёгкостью стремящихся под стать блаженству до-
вести любой кошмар до сказки красочной и сердцу очень милой.
     Завидя же из грязи исходящее чудо,  кроты и какие там ещё
оказались сторонники прежнего культа,  переболев наскоро  мед-
вежьей болезнью, разбежались врассыпную, кто как быстро мог, и
вряд ли б кто вернулся на святое место.
     Какой новый культ из этого всего мог бы образоваться, за-
ранее угадать нельзя:  отцу Свистофору предстояло ещё  на  сей
счёт озариться новою идеей.

                            * * *
     - Что-то мастерица наша не идёт.  Есть,  наверное, совсем
не хочет. - разливая щец по тарелкам, сказал невесело Рокфор.
     - С утра чего-то крутит... - буркнул в ответ Чип.
     - Да-а-а!  А  то наша-то совсем развалилась,  царствие ей
небесное!
     - А?
     - Вот тебе и "а"!  - и он, отложа половник, подвинул Чипа
к столу, где, кроме запчастей от старой мясорубки, ничего и не
лежало.
     - И что теперь? - бурундук насторожился.
     - А новую гоношит.
     - Это... зачем ещё? - произнёс, немея, Чип.
     - Ты чо,  с луны свалился? - вспылил мыш, выплеснув нена-
рочно полполовника на скатерть. - Как без неё? - озадачился он
сам и прокричал тому вдогонку:  - Веди её сюда!  Слышишь, нет?
Щас щи остынут!
     Рокфор вздохнул,  присев на табуретке, краюшку хлеба над-
ломил, да стало как-то неуютно одному, что, кинув от себя зак-
рученную в три раза ложку, он обратился в никуда:
     - Вот все с ума-то посходили! Я-то думал, один Дейл вечно
элемент бардака привносит,  а фиг!  Вот нет его - всё кувырком
несётся!
     Влетевший через несколько времени в мастерскую Чип с раз-
маху  врезался  башкой в некоторое пластилиновое сооружение на
подставке, за неимением лишнего места задвинутое в проход. Га-
ечка выглянула из-за верстака.
     - Чип! Ты всё испортил! - вскрикнула она.
     Чип ликовал, но тайно, потому что слов не мог сказать, и,
лишь отскребясь от пластилина, наплёл ей тыщу извинений, таких
же злорадно ложных, как и фоксин сатанинский гриб.
     - Но это ничего!  - сказала вдруг она, и Чип опешил. - То
была просто модель один к десяти для общего обзора,  а чертежи
уже практически готовы. Вот они. Что бы я делала без чертежей!
     - Да?! - бурундучок осел.
     Его паденье духа осталось без её вниманья, и так же заво-
роженно и безразрывно скользила она по линии своей:
     - Ну что ты!  Если не чертить, то всё забудешь. Какие ге-
ниальные находки не приходили б в голову,  а у меня при разра-
ботке данного прибора (от  слова  "прибор"  Чип  позеленел.  -
Прим. авт.) их набралось штук шесть, они все тщательно просеи-
ваются через призму личностных факторов и откладываются в...
     - Ч-чего?
     - Ну-у, в общем, память-то девичья... Хи-хи... - она пот-
рясла  у  него  перед носом толстенной кипою листов.  - Попро-
буй-ка повтори все эти построения!
     На этих  словах  Чип машинально потянулся к листам лапою,
но Гаечка вовремя отдёрнула их и с улыбкою сказала:
     - Ты  чего-то  хотел или так зашёл посмотреть?  - и вновь
зарылась в бумаге.
     Не сразу,  но окольными путями в чиповой напластилиненной
местами голове восстановилась изначальная версия своего  здесь
присутствия, и он молвил трогательным голосом:
     - Гаечка, обед ведь стынет!
     - Точно!  Не  хватает системы охлаждения...  Берём двига-
тель...
     - Роки поручил мне тебя привести, а то...
     - Нет.  Привод уже в чертежах готов,  а вот с охлаждением
пока...
     Чип "понимающе" кивал, но своей линии состроить никак ему
не удавалось.
     - К тому же по часам уж скоро будет твоя любимая передача
по телеку... про это... как его?
     - Да, придётся тогда ремённую передачу заменить на... хо-
тя нет, шестерёнок маловато осталось... Можно ещё... - говори-
ла она,  блуждая мечтательным взглядом по потолку,  покуда  не
выронила карандаш.
     - Гаечка,  - сказал Чип решительно, осторожно выковыривая
её  из бумажного гнездовья и на лапах перенося поближе к выхо-
ду. - я, в некотором смысле, за тобою пришёл, чтобы пригласить
тебя к обеду. - и поставил её, поражённую, на пол.
     - Ой! Какой ты любезный сегодня!
     - Не споткнись тут!
     - Что это сегодня с тобою? Я просто поражена... Кстати, о
поражениях: надо бы заземление провести по...
     - Осторожно: дверь!
     - Ага. А входное отверстие устройства мы покроем слоем...
     И так до самой кухни,  куда они дошли  не  без  гаечкиных
ежесекундных порывов вернуться и записать только что пришедшие
ценные мысли на более надёжный носитель.  Сбивать её оказалось
бесполезно:  инженерная муза  парила  слишком высоко,  и мышка
сегодня была в ударе.  И когда ей сунули в лапу  самую простую
ложку, она изумлённо спохватилась: мол, этим же нельзя писать!
Пришлось Роки потрудиться и помочь "за папу - за маму"  угово-
рить ей полторы тарелки холодных щей, пока она выводила что-то
пальцем на скатерти и периодически вскакивала,  окрылённая но-
вой идеей.
     Незаметно как-то из-под нашего наблюдения вырвался безоб-
разник Чип. Хотя стоит ли сомневаться в очевидностях, куда он,
усадив галантно мышку за стол, метнулся со всех ног?
     Проникнув в мастерскую, бурундук поначалу застыл, сообра-
жая последующие свои действия до тех пор, пока глаз его не лёг
на большую муфельную печь, на беду раскочегаренную Гаечкой для
параллельных экспериментов.  Участь чертежей,  оставленных  на
скорую  минуту отвлечённою коварно хозяйкой,  была предрешена.
Он сгрёб всё,  что попалось бумажного, в кучу и с невообразимо
злорадственной  физиономией,  не  всегда  удававшейся и самому
Толстопузу, подскочил прыжком к печи. Бумага в ней, разверзну-
той,  вспыхивала, неоригинально повторяясь вслед за предыдущим
листом,  и в пламени покорно исчезала,  в последний миг  своей
неудавшейся жизни подбавляя красного свету для пущего злорадс-
тва лихого палача.
     - Забудешь, всё забудешь... ещё как забудешь!

                            * * *
     Режим дня Фокси сбился  окончательно  и  обрёл  настолько
свободное во времени перемещение,  что они на пару с Крякодей-
лом могли временами проводить целые ночи вместе. Он, собствен-
но,  потому и сбился,  что надо же было когда-то и на крылечке
посидеть, поболтать о всяких пустяках за неимением тем серьёз-
ных;  мимоходом изучая строение звёздного неба, делиться спис-
ком сокровенных мечт...
     Крякодейлу уже  было  скучно просто сидеть - он существо-
вал,  когда лишь что-то делал - и,  не скрывая этого, привычно
зазывал свою летучую мышку отправиться куда-то погулять.
     - Прямо ночью? - удивлялась Фокси.
     - А что? Тебе не будет страшно.
     - Да нет, с тобой не будет... - она смущалась. - Я просто
домоседка.
     - Это ты-то?
     - Я.  - она,  смеясь лукаво,  заглядывала ему в глаза.  -
Разве не похоже?
     - Ни чуточки. - он бы и не поддался.
     - Да,  я бываю редко дома...  - смех лился из неё. - Чего
греха таить?  Но это ровно ничего не значит! То ведь по надоб-
ности я брожу.  Но стоит мне освободиться,  как думаешь,  куда
спешу?  - она легко вздохнула. - Я дом люблю свой, и возвраще-
ние в него всегда как праздник для меня.  Только здесь мне мо-
жет быть уютно...
     - А я люблю прогулки ночью!
     - Как же, помню! Пришёл недавно весь такой чумазый...
     - А хоть и так! Ни дня без приключений!
     - Ой, кошмар какой! - и это был не смех.
     - Почему кошмар?
     - Ну дикость...  - но,  видя задетым его чувство, смягчи-
лась:  - Прости...  прости мне мою резкость. Просто больно ви-
деть, как ты себя не бережёшь...
     - Беречь себя?  Зачем?  - дивился он,  и лишь в глазах её
прочёл ответ короткий.
     Ночь шла,  и время проходило,  а им не  становилось  жаль
ухода  дней.  За каждым шёл всё новый,  следом ночь,  темнее и
прекрасней,  что невозможно было усомниться в бесконечности не
столько жизни, сколько каждой ночи до самого её конца. С расс-
ветом это чувство пропадало,  но Фокси часто уж спала к  нему,
лежа растрёпанною головой на крякодейловых коленях;  а иногда,
прикидываясь спящей, с замираньем сердца ожидала, когда, налю-
бовавшись тишиной, друг возьмёт её на лапки, как уже бывало, и
занесёт в родимый дом.  Так они и просиживали ночи,  то болтая
без умолку о всём, то заходя в раздумья отдохнуть немного.
     - Ты не боишься ночи? - задался он вопросом ей. - Я видел
только, чтоб ты куда-нибудь летала днём.
     - По ночам опасно летать:  кругом  ветки,  прутья  торчат
отовсюду...
     - Ну, это ж не преграда для тебя?
     - А знаешь, как бывает больно в дерево влететь?
     - Так вроде б у мышей летучих  эхолокация  в  голове  ка-
кая-то имеется, чтоб все препятствия спокойно огинать?
     - Дурачок! - произносила она нежно. - Всё фильмами живёшь
своими?
     Крякодейл тушевался, признавая ещё одну нелепость в чере-
де  уже однажды высказанных,  и клялся больше не поминать фан-
тастики уж всуе никакой.
     - Ты знаешь, я не верю, - начал он другое, что мучило его
всё время,  о чём не смог бы не спросить.  - что можно было бы
меня к красавцам отнести. Скажи, ведь я... ужасен?
     - Нет! - стараясь сбить его тоскливый тон, она ему сказа-
ла.  - Ты это позабудь. В твоих глазах бушует море, пусть я не
вижу их сейчас; я чувствую... - она не знала,  чем бы кончить:
словно затмение нашло.
     Крылом она щеки его коснулась,  объяла голову его; прижав
к себе,  погладила по клюву... что уж никак не мог он ожидать.
Он лишь шептал, от нежностей блаженно задыхаясь:
     - Я люблю тебя, Фокси... нежная моя...
     - Не говори таких слов,  Кряки!.. - едва она могла произ-
нести.
     В её глазах искрились слёзы счастья.

                            * * *
     Тишь, какая  бывает  в нашем краю разве что перед грозою.
Даже в ровных рядах липок, обычно к утру погруженных в белёсые
моря тумана,  не могло найтись ничего звучного, и тишь самодо-
вольно бродила по дорожкам парка.  В овражке послышался треск,
и вновь неумолимо царствует молчание ночи. Разве же можно так,
не знаючи,  без длительной и упорной борьбы уметь  побороть  в
себе все неотвратимые,  пугающие чувства,  в которые неустанно
впускает тебя тишина? Вот снова треск, сильнее; ворона прояви-
лась гнусавым карканьем...
     Смотри в неё, в тишину, в своё редкое спокойствие, она не
обидится на твой пристальный взгляд,  всё равно не могущий на-
щупать её очертаний; но всё, что ты можешь сейчас увидеть - ты
сам и есть, со всею отложенной на завтра жизнью,  беспомощный,
а потому и честный ко всему, что сейчас готов восприять. Вгля-
дись - ты увидишь не тишину, ты увидишь себя.
     Стоял сейчас несчастный Крякодейл,  завлечённый в  бездну
распахнутого настежь самого себя,  позабыв про время, и нашед-
ший в нараставшем из-за горизонта солнце непреодолимую тягу  к
свету и светлому дню, не успевшему и начаться, но уже, судя по
первым лучам,  прекрасному,  что не мог оторваться от  красоты
рассвета. Так долго ему приходилось где-то прятаться, ютиться,
скрываясь от светила, дарующего жизни всей земле, что хотелось
безотрывно смотреть, и более не могло быть ничего от света его
отвращающего.
     Засим настало  утро,  и с не меньшей силою его потянуло к
друзьям.  Он знал,  что ничего путного из того не  выйдет,  да
можно  ли было себя удержать?  Нёсся уже Крякодейл по знакомым
тропкам навстречу родному дереву,  по ранности ещё не встречая
никого  в  пути.  К  чему эта скорость,  эта земля из-под ног,
скачкИ по ухабам?  Ну вот оно,  нужное дерево, в огромной тени
которого... Стой-ка!
     Крякодейл остановился, завороженно вглядываясь в незнако-
мую картину,  по природе своей, конечно же, повторяющуюся каж-
дый год, как и прочий неизбежный закон; но картина эта, подоб-
но видению,  или даже подходящей к завершению сказке, долженс-
твующая обозначить своим великолепием очередной счастливый ко-
нец, так взыграла на рассеянных чувствах Крякодейла, что обра-
тилась в его сознании из природного явления в чистое  волшебс-
тво.
     На сирени опадали цветки. Всего-то.

                            * * *
     Это чудо  длилось утомительно долго.  Каждый лепесток по-
долгу прощался со всем соцветием и,  лишь выждав положенные по
времени отправления секунды,  отрывался, и то не уносясь в да-
лёкие самостоятельные круизы по парку, а в приключившемся без-
ветрии ложился прямо под кустом,  по-честному поделя с другими
лепестками ближайшую землю  окрест.  Лепестки  парили,  словно
снег, только как розовый  или голубой - это как ещё посмотреть
- и безразлично к тому, что оказывалось фоном, всё равно насы-
щался цветом сбывшейся мечты.
     Приманенный Крякодейл подошёл к кусту и без опаски приоб-
щился к цветочному закрученному вихрю,  ловя в ладони и вдыхая
некогда смертельно докучавший запах этих  лепестков,  с  земли
подбрасывая ввысь все наметённые сугробы...
     И вдруг позади себя услыхал знакомый голос:
     - Дейл, дружище, где ты пропадал так долго?
     Он обернулся и увидел спасателей,  собравшихся  по  неиз-
вестному случаю на крылечке,  и уже приготовился бежать прочь,
но потом его осенило: ведь ДЕЙЛ!.. ДЕЙЛ!!... ДЕЙЛ!!!....
     Едва опомнившись,  он хватился машинально за клюв,  но...
клюва не было!..  Вероятно,  вместе цветками опал и  он.  Одно
всевидящее солнце могло бы рассказать,  как это случилось, од-
нако по тайным законам природы ему запрещено было говорить.
     Не зная, что и делать, стоял он, уже как Дейл, но с таким
глупым выражением лица, что когда его окружили спасатели, пер-
вое, о чём они наперебой стали расспрашивать, было:
     - Дейл, ты хорошо себя чувствуешь?
     - Я?! - всё ещё недоумевал он.
     - Да ты, ты.
     - Я - Дейл?! - он аж присел в сразившем его шоке и только
мотал безучастно головою; наконец в нём что-то переломилось, и
он радостно возопил:
     - Ура-а-а!  - и принялся с ещё более  радостными  воплями
кататься по траве, в то время как спасатели застыли от изумле-
ния.
     - С ним что-то странное происходит! - взволновалась Гаеч-
ка.
     - Похоже,  друзья, он ночевал в банке из-под пива! - выд-
винул версию Рокфор.
     - Да обычные его фокусы! - твердил Чип.
     Все вместе они остановили его, чтобы отнести невменяемого
в дом, но Дейл сам уже очухался:
     - Погодите! Тут где-то должна быть одна вещь - я вам обя-
зан её показать.  - и он принялся рыться в траве. Да только, к
сожалению,  кроме гнилушки кривой,  так и не смог ничего отыс-
кать.
     Испарился клюв,  как и не бывало... Разложился на летучие
фракции.
     А Дейл как-то быстро потускнел взглядом, смиренно дав се-
бя перенести в дом и положить на кровать.
     Радость сменилась тоской, и весь последующий вечер он яв-
лял  миру своё настоящее,  но небывало мрачное лицо.  Так что,
желая скрасить дейлову хандру,  над ним непрестанно  колдовала
Гаечка:  взбивала подушки, подавала чаю, гладила его по щеке и
много лопотала о прошедших событиях,  которые Дейл оставил без
своего участия.
     Конечно же,  тот давно отошёл от хандры и обрёл своё ощу-
щение жизни, бывшее некогда привычным, да только виду не пода-
вал,  чтобы гаечкины ласки никоим образом не  прекращались.  И
знай  себе:  хмурил  брови,  надувал губы да ещё урчал под нос
всякое невразумительное.
     Видя всё это,  Чип тоже вздумал притвориться - заражённым
от Дейла ЭТОЙ страшной болезнью,  да вот беда! - актёрским да-
рованием не вышел - раскусили.

                            * * *
     - Мне тоже как-то довелось бывать на Северном  полюсе.  -
Рокфор пытался выгодно распорядиться с прикованным к нему вни-
манием. - До-о-олго шли, да где-то на самом уже подходе сорва-
лась  в  десятого  этажа здоровенная сосулька и убила насмерть
провожатого; насилу дошли...
     - Не морочь нам голову!  - сказал,  закатив глаза, Чип и,
не давая никому опомниться,  запрыгнул на диван и вострубил: -
Пра-а-ашу тишины!
     Когда все наконец утихомирились и выставили  нужный  уро-
вень  звука  (кроме  Дейла,  которому было предоставлено право
насладиться вкусом давно не жёванных чипсов, чем он безбожно и
пользовался), Чип открыл плановое заседание:
     - На повестке дня в нашей коммунальной штаб-квартире один
вопрос, вернее проблема: Крякодейл. - он обвёл всех взглядом и
продолжил: - Отметаем версию о похищении Дейла. Что остаётся?
     - Тут рассказывали... хи-хи... что он тебя слопал. - шеп-
нула Дейлу Гаечка.
     - Угу.  -  бурчал тот в ответ и вновь принимался хрустеть
чипсами,  даже с некоторым остервенением,  будто сам готов был
слопать любого.
     - Новый факт в дело.  - продолжил Чип.  - И у ещё  одного
нашего соседа украл гадкий Крякодейл новенькие галоши. Ты слы-
шал, что-нибудь об этом, Дейл?
     Тот пожал плечами.
     - Друзья, ну зачем ему галоши и тряпьё всякое? - не дожи-
даясь разрешения председателя собрания,  возмутился Рокфор.  -
Думаю, что сами всё порастеряли, а на него всё только списыва-
ют.
     - Может,  он вообще ничего не крал? И не в его это стиле?
- вступила Гаечка.
     - А кто тогда,  оч-ч-чень интересно,  обчистил наш  холо-
дильник? - парировал Роки.
     - А,  думаешь, я не заметил в тот вечер на кухне твою ши-
рокую спину? - и Чип вызывающе направил свой взор на мыша.
     - Ребята, не я это! - Роки чуть не позеленел от обиды.
     - Ну, это так, проверочка... Чем мы ещё располагаем?
     - Разгром нашего жилища! - ответили в унисон мыш и мышка.
     - Ну-у,  тогда мы сами неслабо погорячились...  - Чип по-
морщился, припоминая подробности.
     - Так что,  он,  выходит,  не виноват? - не успев принять
нормальный цвет лица,  Роки начал приобретать новый, уже неоп-
ределённый.
     - Давайте списком все его злодеяния! - повысил голос Чип.
     - А-а-а!  - вспомнила Гаечка. - Уничтожение чертежей моей
мясорубки.
     Чип подождал,  пока  проскочит  ком в его горле,  и пошёл
дальше:
     - Какие будут соображения по поводу... гм... мясорубки?
     - Да бог с ней!..  Что-нибудь другое сделаю... - ответила
мышка.
     Лучших слов Чипу не доводилось слыхать, наверное, с само-
го рождения. На несколько минут он просто выключился из обсуж-
дения, ловя неземное облегчение.
     - Да не в этом вопрос. - перебил мышку Роки.
     - А в чём?
     - Печь была горячей? - спросил сходу мыш.
     - Да, Роки, просто раскалённой.
     - Тогда подумай,  милая,  мог ли он получить какие-нибудь
характерные ожоги?
     - Точно:  даже до ручки не дотронешься! - воскликнула Га-
ечка. - Значит надо найти преступника с ожогами лап, даже если
это не Крякодейл.
     - У меня нет!  - первым сунул свои ладони ей в самый нос,
не выходя из эйфории, Чип.
     - Что-то ты рано развеселился!  - осадил его Роки, на что
тот никак не прореагировал.

                            * * *
     - Можно войти?  - с порога вдруг раздался голос  Тами,  и
все повернулись.
     - Ага! А вот и главная свидетельница обвинения! - Чип по-
тирал лапы.
     - Привет всем!  - поздоровалась белочка,  на что получила
от  всех  совокупно  "привет-привет"  и "хрум-хрум" от Дейла в
частности.
     Появление её подействовало оживительно, однако рассказ её
был переполнен такими злобными ужасами, что более всех был по-
ражён, конечно, Дейл. Это можно было легко проследить по тому,
как он замучился бегать за чипсами,  которых наел не одну пач-
ку.
     - Не знаю,  что такое побудительный мотив, Чип, - она об-
ращалась исключительно к нему.  - но он гнался за мной, и я не
думаю, что желая чего-то для меня хорошего.
     - Ну-у,  он догнал тебя?  Делал что-нибудь с тобой? - бу-
рундук не знал, как ещё вывернуться, добиваясь истины.
     - А как же? - Тами жеманно на него загляделась.
     - Ну? и?
     - Он меня догнал, поймал, вот так лапу выкрутил...
     - Ага... Вот так, да?
     - Мало того,  - она выразительно посмотрела Чипу в глаза.
- он повалил меня на землю,  так что я чувствовала  его  дыха-
ние...
     У всех присутствующих начали открываться рты. Особым слу-
чаем тут выступает один Дейл - его пасть раскрывалась и закры-
валась в соответствии с планом пережёвывания чипсов и поп-кор-
на (когда первые кончились).
     - Потом он поставил меня на четвереньки  и  только  тогда
стянул штанишки.
     - Поставил на четвереньки?!  - с упадшим в  глубины  души
сердцем спросила Гаечка.
     - Ну да.
     - И что же...  было дальше? - мышка заметно была потрясе-
на.
     - Ну, как что?.. Трогал меня за обнажённый хвост...
     - Так он и так у тебя обнажённый. - возник обратно Чип.
     - Да?..  ага... а знаешь, как неприятно! - её аж передёр-
нуло.
     Один Дейл  сидел  равнодушно,  оставив удивляться,  жевал
только последние перчёные чипсы и изредка фыркал.
     - Ну!.. ну-у-у!.. - завывал уже Чип.
     - Потом он пригнул мой хвост к спине и...
     - Отлупил по попе?
     - Дурак!.. Он поступил, как взрослый...
     - Тами! - выдохнула Гаечка.
     - Но ведь это было! - невозмутимо продолжала белочка.
     Сконфуженный Чип повернулся к Рокфору.
     - Понимаешь,  старик, наверное, здорово так отлупил, сов-
сем не по-детски! - попытался шёпотом объяснить ему тот.
     - Врунишка... - вдруг холодно произнёс издали Дейл.
     - Это я вру?  я?! - вскочила белочка. - Да он вот так пы-
жился и прямо слюною исходил, что во все стороны брызжило!
     Дейл мгновенно  подавился и далее в обсуждениях не участ-
вовал.  Тем временем образовавшаяся тишина  не  способствовала
движению мысли. На Чипа Тами уже не смотрела, потому продолжи-
ла, глядя прямо в гаечкины полные немого ужаса глаза:
     - Теперь у меня будет ребёнок... такой чудненький бельчо-
нок!
     - Почему  это бельчонок?  Должно быть,  крякодейлёнок!  -
отозвался вдруг Рокфор.
     - Нет, неправда!
     - Эх,  милая! Там, в позвонках, есть такой переключатель,
- заявил он хитро.  - который регулирует пол будущего ребёнка.
Если хвост оттягивать кверху,  то будет наследовательный прио-
ритет у отца, если же книзу, то у матери. Так что, выходит, уж
точно крякодейлёнок вылупится.
     - И ничего не выходит...
     - Причём они в яйце родятся, штук по сорок; приходится их
долго  высиживать.  В большо-о-ом таком яйце...  - и изобразил
его в воздухе.
     - Хватит!!! - взвизгнула Тами и выбежала вон.
     В образовавшейся тиши раздавалось одно  непотребное  чав-
канье.  Все глянули на Дейла. Он всё так же невозмутимо жевал,
на сей раз хлебные палочки (чипсы и поп-корн кончились), глядя
в никуда,  и, когда поймал случайно массовые взоры, лениво за-
бурчал:
     - А я что? Я тут... хрум-хрум... вообще ни при чём!
     - Да ты никогда ни при чём!  - не выдержал Чип и  выбежал
вдогонку за Тами.

                            * * *
     Она сидела на крыльце и плакала.  И когда  выбежал наружу
Чип, по закономерной случайности чуть не сбивший её с крыльца,
она повернулась к нему и, не стыдясь слёз, сказала:
     - Наврала я тебе всё.
     - А с Крякодейлом что? - начал оседать бурундук.
     - Да не было там ничего.  Только хотела позлить тебя, ду-
рак ты эдакий.  - говорила она, заливаясь слезами. - Это я для
мамы придумала про штаны.
     - Но ведь они пропали? Крядодейл ведь их украл!
     - Щас! пропали... Валяются они там же, под кустом. Можешь
сходить посмотреть. Лежат все обкаканные со страху, едва он за
мною погнался. Стала бы я в них домой идти! Сама сняла и выки-
нула.
     У бурундука, ясное дело, глаза всё более и более станови-
лись квадратными.
     - Я такую жуть рассказываю! Не всем, а для тебя специаль-
но... - она вытерла платочком мокрый нос и продолжала: - Уже и
не знаю, что бы ещё такого придумать, а он всё улыбится и про-
должения требует!!!
     - Не улыбался я...
     - Ещё бы не хватало! - она потрясла пред его носом своими
маленькими кулачками.  - Ты...  ты...  ты просто отвратительно
противный!
     Мучительно долго подходила Тами к этой развязке и, сверк-
нув напоследок влажными от  слёз  глазами,  живо  соскочила  с
крыльца,  чтобы зашагать вперёд по дорожке, топая со злости по
земле как можно громче.
     Чип почесал репу.
     - Эй! Раз ничего не было, может, и дело о Крякодейле мож-
но закрыть?
     На то она резко развернулась,  бросила какой только могла
убийственнейший по силе взгляд и вновь зашагала в ту же сторо-
ну.

                            * * *
     - Должна  же эта штука где-то здесь валяться!  - никак не
мог успокоиться Дейл по поводу СВОЕГО клюва.
     И не  то,  чтобы  прирос к нему душою,  да только страсть
увидеть его хотя бы издали неустанно преследовала его. Во вся-
ком  случае  материальное подтверждение своих злоключений Дейл
намеревался сохранить. Но, увы, против всякого вероятия единс-
твенная улика таинственно исчезла,  тем самым обращая недавние
воспоминания в некое подобие дурного сна.
     Дейл обошёл  куст кругом и лишний раз прошарил глазами по
окрестностям. Ничего, совершенно было пусто! Бессмысленные по-
иски  не  приводили ни к чему определённому,  так что осталось
только расстаться навеки с  возненавиденным  однажды  прошлым,
упихнуть его в раздел непознанного и нераскрытого. С этим было
смириться, однако, трудно, и он стоял сейчас, словно повесив в
трауре свою всклокоченную буйну голову.
     Вдруг, как и ранее не раз бывало,  с небес стремительно и
бесшумно спорхнула хорошо известная нам летучая мышь.
     - Дейл!!! - и она поспешила к нему приблизиться.
     Не бывало ранее такого грому, чтоб нашему бурундуку упря-
тываться от него куда или  бежать  прочь;  но  гром,  гремящий
внутри нас,  бывает сильнее любого внешнего на многие порядки,
и кровь вскипает от него,  застилая ослепшие глаза,  парализуя
всё,  что ранее легко могло сдвигать или сдвигаться.  Так Дейл
на миг ослеп и долго,  считая по секундам, не решался впустить
в себя готовящуюся радость,  и когда ОНА, счастье его, наконец
оказалась рядом,  он и не знал,  куда бы деваться, куда истра-
тить  киловольты пробудившихся сил,  куда выплакать все слёзы,
даром никому не нужные, весь смех, с малых лет для этого копи-
мый...
     Перед ним была её фигура,  родная до последней  клеточки,
без прошлых преград и коварных превращений отныне ничем не от-
деляемая,  чтобы свободно протянуть ей лапу;  достойная  любых
признаний,  и уж до счастья доходя,  желавшая принять весь его
смех, все его слёзы на свой, или даже единый с ним, счёт. Дейл
мог только смотреть на неё,  и он смотрел молча,  говоря с ней
глазами, улыбаясь её голосу, бесконечному лопотанью, нимало не
стараясь  ни единым звуком перебить её многочисленные вопроше-
ния,  на которые она не требовала ответов,  воспринимая  огонь
его глаз как самый лучший ответ.
     Но чем дальше затягивалось это сладкое поначалу  приветс-
твие,  тем всё более очерчивались подзабытые нотки старой пес-
ни,  вызывавшей по старой же памяти нестерпимую тоску, которой
было  уже тяжело сопротивляться:  не успела милая Фокси произ-
нести и двух сотен предложений,  как Дейлу прояснилась  хорошо
известная издавна страшная правда.  Теперь он видел, что перед
ним всё та же,  что и была, приставучая зануда. Взгляд его по-
мерк,  головою он пытался отвести его в укромную от навязчивых
в него заглядываний сторону, но Фокси не терялась, крутясь без
устали вокруг бурундука, и всё осыпала его вопросами.
     - А моя синяя трава тебе помогла? - она ласково заглянула
ему в глаза, что тот до невозможности сконфузился.
     - Да-а-а,  очень пригодилось...  - наконец произнёс он и,
совсем отворотясь, поморщился.
     - А я тут с одним подружилась...
     - Очень интересно! - неожиданно брезгливо ответил Дейл.
     Что-что, а уж ревность вызвать у него было посложнее  об-
морока.
     Почти всё так же они и расстались:  безо  всякой  надежды
для Фокси и...  слава богу, на этот раз без фенечек для Дейла.
Она смотрела ему вслед,  как и бывало раньше:  сожалея, плача,
рыдая, сочиняя себе укоризны, успокаивая себя, вновь ища исте-
рик, грозя понарошку жуткими ему бедами, которые тут же прини-
малась отмаливать, не желая никакого горя для своего любимого;
вспоминая о других, кто ей остался ещё верен...
     Впрочем она ещё не знала,  что никогда больше уже не уви-
дит Крякодейла.

окончено
21.05.02

                            * * *
     Из дополнений:
                     Открытое письмо Чипу

Прасти меня пожалоста. Знаю ты нелюбишь когда врут.
Я много думала о своём повидении и хочу, чтобы меня все прастили.
Бельчонков у меня не будит. Может и некогда не будит.
Ты же знаешь я хотела тебя позлить. Чесно-чесно.
А Гаечка мне нравится. Но я же с ней не целуюсь правда?
Вот и тебе с ней ненадо.
Вы целовалися? Чип ответь мне.
Ой не показывай письмо никому ладно?
Тут одна белочка ну ты не знаешь через дорогу.
Она я сама видила, Ой! Не скажу.
Чип а когда я тебя увижу?
Это плохо, что я подсматривала?
Ты уже не сердишся на меня?
А если я на тебя обзывалась то, потомучто ты сам был виноват.
Можешь спокойно закрывать то вот ты говорил дело.
Штанишки свои я подабрала - можешь не искать
и с помощью мамы постерала. Она меня даже не ругала.
Ничего мне Крякодейл обидного не сделал. Правда.
Если попросишь могу потвердить,
что не было вобще некакого Крякодейла.
Целую,
     Твоя Тами

                            * * *
     Благодарности

Спасибо пальцам за точные иногда попадания по клавишам;
голове за просто неоценимый вклад;
желудку за полезные отвлечения от процесса создания;
ногам за хождение в муках взад-вперёд;
волосам за то, что растут;
плечам за то, что и не такое выдержат...

                            * * *
Для лиц, прав не знающих:

(C)KOH. 2002 г. от РХ. Текст.
     Самостоятельное  распространение,  а  также  полное   или
частичное употребление  на  случайных  сетевых  страницах  без
разрешения  правообладателя  является  нарушением   авторского
права и неизбежно повлечёт за собою юридические последствия  в
соответствии с действующим законодательством.

(C) Русский народ. 2002 г.  от  РХ.  Слова  и  обороты  языка,
графемы букв и знаки препинания.
     Допустимо всё. Берите не стесняясь.

(C) Господь Бог. 1 г. от  сотворения  мира.  Мыши,  бурундуки,
коты, кроты, собаки, человеки и прочие твари.
     Допустимо свободное их распространение  (разведение)  при
условии отстранения от коммерческой выгоды. Внесение изменений
(клонирование) карается громом, молнией и прочими напастями.